Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

Неудивительно, что при таких обстоятельствах Джеймс Мастер приятнейшим образом проводил время.

Однажды летом Грей Альбион пригласил Джеймса отобедать с ним и его приятелем Хьюзом. Джеймс встретился с ними в таверне на Стрэнде. Эти двое были занятной парой: Альбион, юноша из привилегированного класса с всклокоченной шевелюрой, и Хьюз, сын скромного свечного мастера, аккуратно одетый, выстраивающий карьеру в адвокатской конторе. Но Грей сказал Джеймсу, что за спокойными и обходительными манерами Хьюза скрывается на редкость отважный и дерзкий ум.

За едой юноши болтали на общие темы. Они заказали ростбиф, хозяин подал им свое лучшее красное вино. Пили запросто, хотя Джеймс заметил, что молодой клерк выпивал по стакану против его двух. Он узнал, что Хьюз не участвовал в политике, но его отец был радикалом. Хьюз в свою очередь расспросил Джеймса о его родных и о детских годах в Нью-Йорке, после чего выразил надежду когда-нибудь там побывать.

– А сами вы вернетесь в Америку? – спросил он.

– Да. В положенный срок, – ответил Джеймс.

– Могу я узнать, на чьей стороне вы находитесь в нынешней распре?

– Моя семья лояльна.

– Весьма лояльна! – с ухмылкой поддакнул Грей Альбион.

Хьюз задумчиво кивнул. Он напомнил Джеймсу птичку своим узким лицом с тонким загнутым носом и глазками-бусинками.

– Моя семья, несомненно, займет другую сторону, – высказался он. – В Лондоне, как вам известно, есть много мастеровых и радикалов, которые оправдывают недовольство колонистов. И речь идет не только о простых семействах вроде моего. Выдающиеся виги и даже почтенные сельские джентльмены говорят, что колонисты всего-навсего требуют того же, чего хотели наши предки перед тем, как обезглавили короля Карла. Никаких налогов без представительства. Это неотъемлемое право каждого англичанина.

– Впрочем, это не повод бунтовать, – сказал Грей Альбион.

– В Англии в прошлом веке мы как раз взбунтовались.

Грей со смехом повернулся к Джеймсу:

– Я же тебе говорил, что мой друг имеет собственное мнение!

– А беспорядков не боитесь? – осведомился Джеймс.

– Боялись роялисты, когда нам не понравилась королевская тирания. Беспорядков боится любая власть.

– Но империя…

– Ах, империя! – Хьюз уставился на Джеймса. В его глазах зажегся опасный огонек. – Вы полагаете, что Британская империя должна, как Римская, управляться из центра. А Лондон – новый Рим.

– Пожалуй, да, – согласился Джеймс.

– Так думают чуть ли не все, – кивнул Хьюз. – И вот поэтому с Америкой мы натолкнулись на трудности. Больше чем на трудности. Откровенное противостояние.

– Это почему же?

– Потому что колонисты считают себя англичанами. Ваш батюшка считает себя англичанином?

– Разумеется. Верноподданным.

– Но он живет в Америке, а потому не обладает теми самыми правами, которые делают его англичанином, а следовательно, верноподданным. Имперской системой это не предусмотрено. Ваш отец не свободнорожденный англичанин. Он колонист. Он может быть благодарен правлению свободнорожденных англичан в Лондоне, которое, клянусь, лучше тирании, но это все, чем он располагает. Если ваш отец предан королю и империи, поскольку считает себя англичанином, то это самообман. А все потому, что никто не знает, как управлять империей иначе. Следовательно, говорю я вам, дело рано или поздно обернется конфликтом. Если ваш лояльный родитель имеет толику здравого смысла, то он восстанет. – Этот суровый парадокс, казалось, доставил Хьюзу известное удовольствие. Он победоносно взглянул на обоих.

Джеймс рассмеялся:

– Не думаю, что передам ваши слова отцу. Но скажите мне вот что: как же еще управлять империей? Как представить интересы американских колонистов?

– Есть две альтернативы. Американские представители могут войти в лондонский парламент. Довольно несподручно, коль скоро Америка за океаном, но может и получиться.

– И колонисты будут иметь право голоса в английских делах? – усомнился Грей Альбион. – Не представляю, какая власть на это пойдет.

– Теперь вы сами видите, – сказал Хьюз, лукаво улыбнувшись Джеймсу, – против чего восстают колонисты. На самом же деле, – обратился он к Альбиону, – будь власти поумнее, они замахнулись бы и на большее. Если американские колонии будут представлены в Лондоне, то в дальнейшем по мере их разрастания может расти и число представителей, а через век или два, смею сказать, мы получим имперский парламент, в котором большинство составят американцы. Кто знает, быть может, король покинет Лондон и перенесет двор в Нью-Йорк!

Грей Альбион расхохотался. Джеймс покачал головой, не только развеселившись, но и призадумавшись.

– Вы упомянули две альтернативы, – напомнил он Хьюзу.

– Да, именно так. Вторая – предоставить американцам управляться самостоятельно, хотя бы пусть утверждают налоги, которые им же платить.

– Если они вообще захотят платить налоги.

– Да, здесь существует подвох, но им все равно придется платить за свою защиту. Однако лондонским министрам нелегко поделиться властью.

Тут вмешался Грей Альбион:

– Хьюз, вы забываете об одной закавыке. Наши министры боятся уступить требованиям американских радикалов, потому что свободы захочется и другим областям, Ирландии в первую очередь, и вся Британская империя рухнет.

– По-моему, если они не уступят, их ждут еще бо́льшие неприятности, – заметил Хьюз.

– Значит, вы не считаете надежными нынешние договоренности с Америкой? – спросил Джеймс.

– Я думаю, что такие люди, как Бен Франклин и ваш отец, достигнут временных компромиссов, но система прогнила насквозь.

Когда вечер закончился и Джеймс с Греем Альбионом пошли домой, Грей дал волю чувствам:

– Правда, Хьюз тот еще орешек? У него на все свой ответ! Некоторым кажется, что он слегка не в себе, но я им восхищен!

Джеймс молча кивнул. Он ни секунды не думал, что Хьюз не в себе. Но сказанное клерком озадачило его, и ему хотелось подумать.

Вечером следующего дня он познакомился с Ванессой. Это произошло в доме лорда Ривердейла, и Джеймс надел великолепный, новенький синий камзол, про который знал, что тот ему очень к лицу. Поскольку Ванессу представили как леди Рокберн, он счел ее замужней особой. Они немного поговорили, и он не мог не заметить ее редкую красоту – белокурая, стройная, со светло-голубыми глазами, взор которых казался отсутствующим. Но он не вспомнил об этой встрече до конца вечера, когда одна леди заявила ему о немалом впечатлении, которое он произвел на Ванессу. Джеймс обронил, что не знаком с ее мужем.

– Разве вы не знаете? Она вдова. – Леди наградила его многозначительным взглядом. – И совершенно свободная.