Камень и боль - Карел Шульц

Многие уже возложили свои надежды только на бога. Савонарола во Флоренции, призывая во всех проповедях своих к покаянию, возлагал надежды не только на бога, но и на Карла Восьмого французского, этого "Кира, который все исправит, переменит, восстановит". Но французский Кир страдал падучей, читал рыцарские романы об Амадисе Галльском, о роге Роланда, о рыцарях короля Артура, слушал, открывши рот, новости из Италии и не решался.

Между тем папа Александр не думал ни о Савонароле, ни о кардинале Джулиано, ни о короле Карле. Еще есть время. Он сидел, погруженный в размышления, в тихом ватиканском зале, положив тучную руку на важные письма, лежащие на столе. Его святость был доволен. Сколько воды утекло с того вечера, когда он сидел здесь и молился за Лоренцо Маньифико, думая о том, что Иннокентий правит слишком долго и к тому же нелепо и пора уже подняться повыше, — нельзя же весь век оставаться канцлером церкви… Тогда он еще боялся привидений, неожиданно появлявшейся темной тени, чуял ее, тень отбрасывал человек в маске, — тогда он еще боялся этой тени и считался с ней. Надо было все продумать во всех подробностях, малейшая неосторожность могла все погубить… Комедия о привидении!

Пухлые губы его святости сложились в довольную улыбку. Теперь он уже не боится. Но помнит по-прежнему — для верности. Какое теперь положение? Всем членам конклава, которые оказали поддержку на выборах своими голосами, уплачено, как было обещано:

кардинал Колонна получил Субиако со всеми поместьями — на вечные времена,

кардинал Микьель — богатую епископию Портус, — не может пожаловаться,

кардинал Склафетано — город Непи,

кардинал Савелли получил Чивиту-Кастелляну,

кардинал Асканио Сфорца получил пост канцлера церкви,

кардинал Ардичино, кардинал Палавиччини, кардинал Сансеверино, кардинал Чезарини и остальные — каждый по четыре мула, навьюченных подарками и деньгами, и даже дряхлый венецианский патриарх Маффео Герардо — полужилец могилы, принял в свои дрожащие руки пять тысяч золотых дукатов.

Остаются те, кто отвергли дары, отказались от них: Рафаэль Риарио, потому что он — делла Ровере; кардинал Караффа, который постится, занимается самобичеванием, размышляет о реформе церкви и которого мы, не мешкая, назначим легатом куда-нибудь подальше, в чужие края; кардинал Зено, слишком гордый и слишком богобоязненный; кардинал Пикколомини, — ах, где счастливое время бедного сиенского гуманиста кардинала Пикколомини, папы Пия, которому я помог тогда добраться до тиары!.. Кардинал Адриано ди Корнета, такой же ожесточенный мой враг, как этот Джулиано. И кардинал Джованни Медичи, — да, он тоже все отверг, не принял ничего, потому что он — Медичи, а может быть, из богобоязни? Их сопротивление просто смешно! Двое, трое, четверо уже померли, поев отравленного, как этот кардинал Адамо из Генуи, который слишком много проповедовал насчет симонии, явно намекая, в кого метит, или племянник мой кардинал Джованни Борджа, он был мой племянник, но и по отношению ко мне тоже — hombre de danado intencion, человек коварный и вероломный, — они поели отравленного и умерли; два, три, да, уже четверо… И я назначил кардиналами новых — д'Эсте этого, потом Доменико Гримани из Венеции, Бернардино Лунато из Павии, Карваяла из Испании и Казимира, сына польского короля. Эти будут верными. А сопротивление отвергнувших смешно. Союз с Неаполем прочен, замок Святого Ангела опять укреплен, и славно укреплен, Модена и Феррара связаны благодарностью, султан Баязет честно платит за Джема, Венеция о Риме не думает, у нее другие заботы. Пезаро, благодаря замужеству Лукреции, — в моих руках, ни одно итальянское государство не отважится сейчас поднять против меня оружие. Все идет как по-писаному.

А дети? Его святость опять улыбнулся довольной улыбкой. Он обеспечил всех детей своих от других женщин, но больше всего — in gradu superlativo любил он тех, которых имел от прекрасной Ваноццы де Катанеис. И теперь Джованни — герцог Гандии и, получив руку принцессы доньи Марии Энрикес, породнился с испанским королевским домом их католичнейших величеств. Дон Сезар — епископ пампелунский, епископ валенсийский и кардинал от Санта-Мария-Нуова, обладает мечом и войсками. Жоффруа вступил в родство с неаполитанским королевским арагонским родом и является князем Сквиллаче и наместником Сицилийского королевства. Лукреция вышла за князя Пезарского, но судьба ее не сводится к этому. Звезда Сфорца закатывается, и святой отец решил устроить дочери развод с мужем, под предлогом его полового бессилия, хоть Лукреция и перестала быть девственницей и сам святой отец с кардиналом Асканием дождался в свадебной комнате осуществления супружества. Что из этого? Видно, епископ Конкордии проповедовал о святости брака не к месту, здесь есть Альфонс Арагонский, который женился бы на ней, и владычество Борджа от этого еще больше увеличилось бы. Лукреция стала бы герцогиней Бишельи, — это не то, что какая-то княжна Пезаро!

Ибо золотой бык Борджа поднялся. Теперь остается только осуществить план до конца, сочетав воедино три вещи: расцвет церкви, благо Италии, власть рода Борджа. Объединить под скипетром Борджа не только города, давно уже составляющие собственность тиары и борджевского быка, но прибавить к ним еще Перуджию, Сиену, Пьомбо, Эльбу, герцогство Урбинское, Романью с Равенной, Римини, Чезену, Форли, Фаэнцу, Иммоллу, Камерино, Модену, Реджо, Болонью со всеми ее городами и территориями, наконец, герцогство Феррарское. Что же останется в Италии за пределами этого государства? Флоренция? Но Пьер Медичи вступил со мной в соглашение! Венеция? О ней постарается союзник мой Баязет. Неаполь? Мой сын породнился с неаполитанским королевским родом. Ах, не достигли того, о чем мечтали, ни Педро Луис, племянник папы Каликста, ни Джироламо Риарио, сын папы Сикста, ни Франческо Чиба, сын папы Иннокентия, но этого достигнет мой сын, герцог Гандии, свойственник рода испанских королей… Все папские сыновья проигрывали, словно над ними тяготел какой-то темный рок. Это потому, что отцы их не умели взять все в свои руки — так, как это сделал я! И мой сын не проиграет…

Золотой бык Борджа!

Но Лодовико Моро в Милане не хотел быть задушенным в объятьях растущего Папского государства, он бросил свои войска к границе и призвал короля Карла Восьмого французского. Кардинал Джулиано вел переговоры, ездил в Париж. Горели деревни, горели нивы, земля покрылась пеплом, на сучьях деревьев висели повешенные по туреньскому способу, на улицах стыли тела изнасилованных женщин, на кольях плетней, на виноградных тычинах были насажены грудные младенцы, и кровь их струилась по тяжелым, налитым гроздьям, — люто было вино войны.

Первое сражение разыгралось у Фивицциано. Герцог Монпансье уничтожил все войска кондотьеров, до последнего бойца. После битвы у Рапалло от неаполитанского войска остались одни развалины. Там дрались швейцарцы и генуэзцы. Ужас обуял всю Италию. Сбывались все пророчества. И Пьер Медичи решил сдать французам остальные свои крепости без боя. Но и тут его святость не заколебался. Еще есть время, еще на все есть время. Каждую игру нужно заранее продумать до мельчайших подробностей, не допускать никакой опрометчивости, смешны те, кто полагает, будто у меня нет никаких скрытых сил в засаде. Папа не спеша протянул руку к шнуру звонка. Тихими, неслышными шагами вошел секретарь, тоже испанец, и сел за свой столик. Его святость, не спеша, обдумывая каждое слово, продиктовал письмо султану Баязету. Разве у них обоих не общий враг? Этот смешной крестоносный король хочет, завладев Римом, вторгнуться со своими силами в Азию и выступил с огромной армадой, большим флотом кораблей, хочет стать Александром Великим. Но еще есть время, поэтому я пишу Вашему величеству Баязету, милостью божьей государю двух материков, радуясь тому, что Ваше величество — в добром здравии и, конечно, приложит все силы, чтоб отстоять дело мира, и не позволит Карлу стать королем над сарацинами…