Перевозчик - Анатолий Батов

Когда подошли к замку, как раз пригнали вертолет и привезли дубину. Николай попрощался и улетел, пообещав через день, как велел Хаким, прилететь на перевязку.

Поднявшись в воздух, Николай сделал круг и увидел, что здесь не только одно имение Михал Михалыча с Танюшей. Внизу, дальше, располагался целый поселок имений, а их было крайним и угловым.

13

Вечером, когда легли спать, Николай рассказал Эстебану о своих приключениях и передал ему бриллианты, рубины и три изумруда. «Мне они ни к чему, – сказал он, – а для общего дела пригодятся». Оставил себе только сапфир, который ему очень приглянулся.

Потом они говорили о правителях, и Николай узнал много из их жизни. Оказалось, только треть их, а может и меньше, живут нормальными парами мужчина с женщиной, а основная часть – гомики или лесбиянки. Им это стало до того привычно, что в разговорах между собой эти нелюди на полном серьезе называют семью из мужчины и женщины людьми нетрадиционной сексуальной ориентации. Во всех их семьях и традиционных и нетрадиционных любовь, а точнее секс освобожден от любых условностей. Нет ревности, не бывает измен, и жена и муж спокойно воспринимают, если кто-то из них развлекается на стороне, хотя понятие «на стороне» здесь не подходит, оно годится только для нас, землян. Происходит все прямо в присутствии постоянного партнера. Есть разные любители таких развлечений. Некоторые правители-мужчины любят маленьких мальчиков, другие девочек. Многие содержат целые гаремы. Аналогично же поступают и правители-женщины. И это не считается развратом – это их обиход, повседневный уклад жизни.

А как же у них получаются дети? Эстебан объяснил, что все это очень просто. Постепенно развиваясь, медицина достигла таких высот, что рожать стало совсем необязательно, и их женщины перестали это делать; а постепенно даже и у нас, многих интеллигентов, перестали рожать. Эмансипация. Женщины как бы взбунтовались и сказали: «Равноправие так равноправие во всем, а то, как удовольствие получать, так вы, мужики, в первых рядах, а мучиться, рожать вас нету. А раз природа не позволяет в этом нас уравнять, не будем ждать от нее милостей и подумаем сами, как женщинам обойтись без мучений, а значит, любому полу равно получать только удовольствия». И действительно придумали. Создали искусственную, идеальную среду не хуже естественной, в которой оплодотворялся плод и в ней отлично развивался.

Получилась как бы сделка с природой. Люди сказали: «Мы тебе искусственное продолжение рода, а ты нам сплошное удовольствие». Так в удовольствии, без мучений и стали жить. Все-таки непонятно, – спросил Николай, – чьими же засчитывать таких детей, если семья однопола?

– Гм, – покачал головой Эстебан, – только тебя человека не из нашего мира и воспитанного на древних славных традициях может заинтересовать этот вопрос. А в их новейшей морали нет чувств отцовства и материнства. Поэтому считаются они чьими угодно, как договорятся предоставившие яйцеклетку и сперматозоид. В этих лабораториях работают исключительно сами нелюди. Они следят только за тем, чтобы была чистой и не перебивалась их нелюдская кровь, ну и еще чтобы не была слишком родственной. Часто такие родители друг друга и не видели никогда.

Но с природой шутки плохи, и уже лет через семьсот начало выясняться, что у многих таких искусственно выведенных особей уже в первом поколении отсутствовала способность к зачатию. К удовольствию – пожалуйста, а вот размножаться не моги. А во втором поколении эта способность уже почти у всех полностью отсутствовала, что же будет в последующих. Вот так мстит природа, когда идешь против нее.

Встал вопрос о вымирании сословия правителей. «И никаких революций бы не понадобилось, – заметил Эстебан, – жаль, вовремя очухались и теперь снова начинают рожать».

Они еще о многом говорили в этот вечер и ночь, раскаленные дневной жарой и потому бессонные. В результате Николай пополнил знания о планете, о развитии здесь жизни, об управлении ею. Его интересовали даже некоторые мелочи. Он, например, спросил о стандартной одежде мужчин в деревне: «Что это они одеты под копирку, как в тюрьме?»

Оказывается, ее ввели очень давно, сразу после победы нелюдей; тогда вообще дисциплина была очень суровой. Народ в деревне еще не был приручен и забит до теперешней степени. Они иногда перемещались по республике: ездили в города, посещали магазины, заводили знакомства. И нелюди, наверное, еще не уверенные в окончательной победе, старались разными строгостями и ограничениями запугать простой народ. К тому же из-за проводившегося на селе медицинского и антропологического эксперимента была необходима изоляция. Запретили перемещаться, а чтобы сразу отличить деревенского, придумали форму. Вначале она была не только у мужчин, женщин в деревне тоже одели по стандарту: серый сарафан, синий платок и кроссовки, ну еще и серенькая шерстяная кофточка.

Но постепенно, от долгих беспроблемных лет, а затем и веков бдительность нелюдей притупилась, народ привык к оседлости, стало достаточно изоляции информационной, и на одежду перестали обращать внимание. А промышленность продолжала выпуск формы, и ее завозили в деревенские магазины. Первыми, как и должно быть, конечно, перестали одеваться по стандарту модницы-женщины, ну а мужики по привычке продолжали ее носить.

Через день Николай решил поехать на перевязку. Он мог бы не ехать, у него все хорошо заживало и ничего не болело, но просто в интересах Дела нужно было продолжить общение с правителями.

Михал Михалыч очень обрадовался новой встрече со своим спасителем. Его выздоровление шло полным ходом. Передвигался он, правда, на коляске, но, когда необходимо, мог встать с нее и, хоть и с трудом, сам перейти, например, за стол.

Николай приехал часов в 12, и правители как раз собирались позавтракать. Хоть он и отказывался, его усадили с собой. Стол был накрыт сзади замка, в легкой беседке, в начале сада; там же в отдалении на небольшом пустырьке стоял и давешний вертолет Миши.

В деревне Николая вместо «пообедать» часто говорили «пожрать», и он, демонстрируя деревенскую простоватость, выдал хозяевам:

– Я уже пожрал, но чайку за компашку с вами выпью.

После этого Михал Михалыч и Танюша многозначительно переглянулись, и Танюша слегка издевательским тоном, намекая на не к месту проявленную, явно нелепую и оттого смешную непосредственность Николая, без какой-либо злобы произнес:

– Ну спасибо, Никола, что не погнушался и согласился.

И тут же приказал прислуживающей молодой мулатке:

– Чай гостю!

Они оба были уверены, что издевки Николай не заметит. А он и не заметил, наоборот, с добродушным лицом покивал головой.

Разговор пошел опять же о чудесном спасении Михал Михалыча. Он с восторгом рассказывал Танюше, как Николай ловко орудовал своей дубиной и как кровожадные хищники с жалобным визгом отлетали в стороны.

Потом расспрашивали Николая, доволен ли он жизнью. Снова начались всякие предложения и посулы.

– Я не на словах, а на деле хочу отблагодарить тебя. Можешь переехать ко мне – будешь жить как правитель. Никакой работы, только наслаждайся жизнью и отдыхай, – предложил Михал Михалыч.