Сафари для победителей - Артем Каменистый

Этой ночью паразит испугался. Испугался так, что человеческий носитель забился в судорогах, упал на колени со столь сильным криком, что изо рта вылетели клочья подгнившей легочной ткани.

Магическая сущность обделалась от страха – к такому сюрпризу она не была готова.

А потом ребенок произнес несколько слов. Это не было приказом: он просто выдал хранителям информацию о предполагаемом месторасположении носителей с кровью первого вида.

Информацией, полученной от столь авторитетного источника, пренебрегать не стоит.

Магическая сущность нуждалась в новом носителе. Старый уже обветшал – поврежденные ткани плохо подчинялись. Тело разлагалось, процесс разрушения ускоряли вездесущие насекомые и их личинки – даже ночная жизнь и пещерное укрытие не спасали от подобных неприятностей. Если впереди действительно расположились чужеземцы, это хорошо. Вряд ли они скрупулезно соблюдают законы Тропы – хоть в чем-то наверняка их нарушили. Здесь все просто: нарушил закон – превратился в изысканное лакомство. Теперь твоя кровь – законная добыча, а мертвое тело – подходящий сосуд для новой жизни.

Ну, или не совсем жизни…

Тропы не привязаны к конкретному миру – тянутся так, как им вздумается, пересекая их иногда по несколько раз. Местами они вообще не принадлежат рукотворной вселенной – именно по такому участку в Срединный Мир забралась эта сущность. В пространстве, лишенном материи и смысла, существование вечно и полно неутолимой тоски. Здесь оно немногим лучше, но все же приятнее – хочется продлевать его вновь и вновь. А для этого нужен физический носитель: бесплотная сущность в материальном мире обречена на постепенное растворение.

Если ребенок не обманул, сегодня сущность найдет новое тело, а старое обретет покой.

Лес впереди поредел, меж стволов засияли отблески костров. Человеческий лагерь. И вряд ли это паломники – паломников здесь давно уже нет. Да и жрецы никогда не позволяли хранителям тревожить свою паству.

Значит, жрецов здесь нет. Это хорошо – слова ребенка подтверждаются.

Пальцы, пачкая дерево сукровицей из трещин в расползающейся коже, обхватили рукоять топора. Гипертрофированные ногти при этом впились в запястье, но он не ощутил боли. Он давно уже не испытывал боли – примерно с тех времен, когда в последний раз эти ногти стриг. Остальные хранители, копируя действия непризнанного вожака, потянулись к своему оружию. Грязные ножны покинули заржавленные мечи и кинжалы, о старый щит стукнул набалдашник шипастой булавы, ввысь взметнулась хищная дуга крестьянской косы.

На следах богов трава вырастает высокая и сочная, вот только косить ее отважится не всякий – есть риск задержаться на Тропе надолго.

* * *

Часовой чувствовал себя неуютно. Дискомфорт какой-то. Вроде бы места тихие, ночь не дождливая, а что-то не то: не так все идет, как должно идти.

Все началось еще позавчера, когда их сотню на ночь глядя погнали на север. В настоящие дебри погнали – дорога почти везде проходила через столь дикий лес, что создавалось впечатление, будто движешься в огромной трубе: непролазные заросли слева, справа, и сверху тоже небо трудно разглядеть.

А потом обрушился этот дождь. Нет – неправильно! Это не дождь был – это, наверное, сам Северный океан набросился на жреческий отряд. Таких дождей не бывает. Сами подумайте – виданое ли дело, чтобы в дождь посреди дороги тонули солдаты? А они тонули. Отряд недосчитался одного бойца. Видимо, лошадь взбрыкнула от близкого удара молнии, сбросив седока. Тот, оглушенный, захлебнулся в шаге от товарищей – те не сразу заметили неладное. А потом уже поздно было…

Вымокли, потеряли часть лошадей, промерзли до мозга костей. Та еще ночка выдалась. Но, несмотря на все приключения, выполнили поставленную задачу – достигли поворота проклятой Тропы, устроив лагерь и организовав наблюдение.

Утро было почти прекрасным. Дождь прекратился, в просвете рваных туч иногда даже солнце проглядывало. Глядишь, и наладится погода – эта постоянная сырость давно уже всех допекла.

В жреческих отрядах свои порядки – седовласые светлые знахари не особо лезут в дела солдат и не докучают дисциплинарными требованиями. Да и солдаты здесь необычные – почти все потенциальные жрецы или как минимум послушники. Или дети жрецов. Каждая сотня будто большая семья – домашние порядки и атмосфера, далекая от обычного солдафонства. Жрецы командуют лишь номинально, а воины относятся к ним как няньки к своим детям – заботятся и оберегают.

Вот и утром безо всяких приказов занялись обустройством лагеря. Хоть и устали все, но никто не отлынивал – дело ведь нужное. Армейские жрецы ничем не лучше штатских – любят комфорт и безопасность. Не стоит заставлять их жить в сыром и опасном лесу – настроение испортится. А жрецу плохое настроение ни к чему – мешает службу нести. Им ведь настрой нужен особый: с улыбкой должны работать, а не с мрачной рожей. Так что надо дружно постараться – пусть старшие улыбаются, а не ворчат.

Только валилось все у солдат из рук, и на душе паршиво было. Заготавливали тонкомер на бревна, уронили дерево на брата – плечо раздробило бедолаге. Четверка старших дружно похлопотала над пострадавшим, но все равно в строй встанет не скоро – травма серьезная. Разведчики, высланные во все стороны, вернулись усталые, мокрые, перепачканные паутиной с ног до головы и с мрачными новостями. Не нашли они ни следов человеческих, ни звериных – будто вымерло здесь все. Зато попалось несколько скелетов людей и животных – по некоторым было понятно, что умерли они не своей смертью.

Может, конечно, у темнобожников так принято – трупами свои поганые Тропы заваливать, но все равно неприятное соседство.

Засеку по периметру лагеря делали с помощью танкетки и стального троса. И опять неприятность – под гусеницами разверзлась земля, и огнеметная машина завязла в провале. Пришлось бросать все и заниматься ее освобождением. Лопат на всех не хватало – работали кто чем мог. Завершить дело не дали: прилетел огромный самолет, покружился над лагерем, сбросил записку с приказом. Пришлось отрядить почти половину солдат на восток – там хватало больших полян и лугов вдоль ленивой речушки: надо подготовить место для посадки летающего исполина.

Оставшиеся продолжили раскопки, но чем больше они выгребали грунта, тем глубже оседала танкетка. Попытки подкладывать бревна ни к чему не приводили – они проваливались вместе с машиной.

Проклятая земля потребовала небывалого – механической жертвы!

А один из молодых, болтливый не по годам, вспомнил страшилки про те пещеры, что на Тропах встречаются нередко. Людям в них делать нечего – живым оттуда не выберешься. Даже темные жрецы под землю не суются, а свои туннели оберегают тайными заклятиями – иначе во мраке тоже может нехорошее завестись. С этим провалом точно что-то нечисто – танкетку будто затягивает вглубь. Как бы и до людей дело не дошло…

Раррик, солдат из посторонних, навязанный отряду советником Грацием, затянул ту же песню, рассказывая о перерезанных глотках, упырях, ходячих мертвецах и громадных скорпионах с женскими лицами. По его словам выходило, что много чего нехорошего здесь скрывается в пещерах. Рассказывал, надо признать, со знанием дела – особенно об упырях и глотках перерезанных: мороз по коже шел.