Вознесение - Лиз Дженсен

Надо полагать, что ни Би-би-си, ни остальные солидные службы новостей целиком интервью с Джой не напечатают. Зато сетевой мелочи о репутации заботиться не надо. Пара ссылок — и вот оно: видеоролик с Джой Маккоуни, смонтированный из кусочков пространного интервью. Прибавив звук, жму на «старт». С тех пор как мы виделись на детской площадке, Джой успела поработать над своим имиджем: от боевой экипировки не осталось и следа, на рыжем парике появился женственный шиньон, а неброский макияж и строгий костюм сообщают ее облику такую солидность, что можно только удивляться, как ей удалось столь разительно преобразиться за столь короткий срок.

— Во время своего пребывания в Оксмите Бетани Кролл предсказала ряд стихийных бедствий. Все они произошли в названные ею даты, — говорит она.

В памяти всплывает наш телефонный разговор — звуки борьбы, истошные вопли Джой. Теперь же, собранная, рассудительная, она перечисляет предсказанные Бетани катастрофы, начиная с прошлогоднего извержения Этны и заканчивая землетрясением в Стамбуле.

— Больше всего меня беспокоит не то, что Бетани Кролл способна предсказывать подобные события. — Тут она делает эффектную паузу. — А то, что она каким-то образом их вызывает. И это не голословное утверждение. Я лично столкнулась с теми силами, которые ею управляют. Два месяца назад мне поставили диагноз. Рак…

Чайник вскипел, но мне уже не до чая. Ставлю видео на паузу и несусь к остальным.

— Ясно. Это меняет дело, — говорит Нед, выслушав мой рассказ. И он, и остальные встревожены, но если кто-то из них и жалеет о решении позволить Бетани остаться, то вслух роптать не решается. — Габриэль. В Лондон мы вас взять не можем. И вам, и Фрейзеру, и Бетани придется остаться здесь. Показываться вам нельзя, а в нашей компании — тем более. После пресс-конференции мы подберем вас на вертолете. — Нед раскрывает телефон и набирает номер. — А на всякий случай организуем вам запасной транспорт. — Зажав телефон между щекой и плечом, смотрит на часы. — Кристин, Хэриш, максимум через два часа мы должны быть в дороге. Привет, Джерри! Снова я. Нужна вторая машина, тоже на чужое имя… да, сегодня.

Украдкой смотрю на Фрейзера Мелвиля — мужчину, который открыл передо мной новый мир и тут же его разрушил. Если уныние, так ясно читающееся на его лице, вызвано неожиданной перспективой остаться здесь, со мной и Бетани, вместо того чтобы поехать в Лондон и вместе с любовницей и остальными предупредить мир о возникшей на горизонте опасности, то я разделяю его чувства.

Поздний вечер. Делегация уехала. Физик согрел в микроволновке готовый ужин из «Маркс и Спенсер», который мы и едим, сидя за кухонным столом и почти не разговаривая.

Еда застревает у меня в горле. Даже Бетани притихла.

— Лягу на диване в гостиной, — говорю я, оставшись наедине с физиком.

Бетани объявила, что идет спать, и отправилась наверх.

— Габриэль, нам надо поговорить.

— Мне нечего тебе сказать. Я займусь посудой, а ты проверь, как там Бетани, и запри двери.

Четверть часа спустя он возвращается. Я уже устроилась на диване, натянула на себя одеяло и трусливо притворилась спящей, потому что видеть его — выше моих сил. На душе пусто, я вымотана и заранее знаю, что после разговора с ним мне станет только хуже. Он входит, приближается к дивану, садится на корточки рядом со мной. Лежу не шелохнувшись. Он целует меня в лоб, и на меня накатывает немыслимая тоска.

— Габриэль, — шепчет он. — Я знаю, ты не спишь. Пожалуйста, перестань сердиться. Прости меня. Нужно, чтобы мы снова разговаривали. Нужно жить дальше.

Не шевелюсь.

Пусть бы он меня поцеловал, коснулся меня, как раньше. Но этого он не делает. Сидит еще какое-то время, потом тяжело поднимается и уходит. Что он чувствует? Жалость, вину, раскаяние?

Чуть погодя слышу шаги на лестнице и его приглушенный голос. Наверное, он очень по ней скучает, потому что разговор получается долгий.

В отличие от любовников изменивших, любовники умершие верны нам навек. Если бы я могла, то установила бы знак «Вход воспрещен» — чтобы Алекс впредь не влезал в мои сны без спросу. Каждый раз, когда он просачивается в мое спящее сознание, утром я с трудом выгоняю себя из кровати, зная, что пережить предстоящий день смогу только ценой героических усилий, собрав по крохам весь свой оптимизм. Еще бы часок сна — и мое восприятие, возможно, изменилось бы. Однако сегодняшний тягостный сон, в котором Алекс сооружал из прядей моих волос диковинные узоры, слишком свеж в памяти, и снова заснуть не удается: реальность слишком навязчива.

— Ну же, Немочь! Пойдем, покажу тебе озеро, — зовет она, размахивая белым полотенцем у меня перед лицом. Сквозь жалюзи пробиваются полоски света. Часов восемь, прикидываю я. — Давай! Шевелись! Пойдем подышим воздухом!

Впереди маячит новый день — стресс, ожидание звонка, прятки с физиком.

— Пять минут, — говорю я и натягиваю футболку.

Инвалидные кресла и раскисшая земля — вещи несовместимые. К счастью, в саду обнаруживается вымощенная бетонными плитами дорожка, по которой я добираюсь почти до прибрежных камышей. Моя спутница убежала вперед и уже раздевается.

— Бетани, не глупи! В ледышку превратишься!

— Да ну! Знаешь, как здорово? — кричит она и швыряет в меня скомканным полотенцем.

Ее прихоть можно понять. Внезапно кровь бросается мне в голову, и меня тоже неудержимо тянет сбросить одежду и поплыть. На горизонте тянется апельсиновая полоса рассвета, нежный бриз колышет по-августовски теплый воздух. Над головой кружат чайки, скворцы прыгают по земле, роясь в палой листве. Каких-нибудь пять лет назад мысль о купании в октябре, в Англии, показалась бы мне такой же несуразицей, как появление колонии морских коньков в Темзе или выращивание папайи где-нибудь в Кенте. Теперь же теплая осень стала всего лишь еще одним пунктом в длинном списке маленьких радостей, которыми жизнь подслащивает нам пилюлю на пути к девятому кругу ада. Бетани уже разбросала свои одежки по узкой полосе круто уходящего в воду пляжа, и теперь у кромки воды стоит жалкая голая фигурка. Кожа да кости: выпирающие ребра, пупырышки грудей, впалый живот, тощие, расчерченные шрамами бедра, ниже — темный пушок. Повязок она уже не носит, но раны на руках еще толком не зарубцевались.

— Осторожно! — кричу я.

Поздно: она уже прыгнула в озеро и теперь самозабвенно плещется в мерцающей воде. Если ее и обжигает холодом, виду она не подает.

— Залезай! — восторженно вопит она. — Знаешь, какой кайф!

Моя первая, здравая реакция — отказаться. Санитаров здесь нет, и, если Бетани вздумает на меня напасть, защитить меня будет некому. Вдобавок придется покинуть кресло, а я вовсе не уверена, что готова на столь смелый шаг. Но я уже ступила на территорию без правил, и меня одолевает болезненное искушение. Я соскучилась по ежедневным заплывам, мышцы требуют движения, нагрузки на грани возможного и последующей награды — мощного притока серотонина. В воде я чувствую себя увереннее и двигаюсь свободнее, чем где-либо еще. И тут совсем близко…