Медведь - Лина Филимонова

— Не распробовал?

— А они с каждым днем все вкуснее и вкусне…

Он затаскивает меня в лифт. Прижимает к стене. И — сразу же дергает вниз мое платье в районе декольте. Секунда — и его язык уже на моих ставших невероятно чувствительными сосках.

— Боже, Михей, ты что творишь… — только и могу простонать я.

— Хочу намазать их взбитыми сливками. Всю тебя. Бросить в ванну из взбитых сливок, а потом медленно облизывать. Вот здесь. И вот здесь. И очень-очень долго — здесь….

Его рука уже под платьем. Изучает крой моих белых кружевных трусиков.

Лифт останавливается.

Михей подхватывает меня на руки и заносит в огромный номер для новобрачных — он один расположен на верхнем этаже загородного гостиничного комплекса.

— А я бы лучше намазала горчицей твоего удава, — мечтательно произношу я.

— Что? — замирает Михей. — Ты серьезно?

— Как можно шутить с такими вещами, как удав и горчица? Идеальное сочетание… Намазала бы и долго-долго облизывала…

— Пока я бился бы в агонии?

Михей опускает меня на кровать.

— Это будет лучший подарок на свадьбу, — сладострастно продолжаю я, расстегивая его брюки. — Видишь, он хочет этого.

— У нас нет горчицы, — радостно вспоминает мой испуганный жених.

— Она у меня всегда с собой.

— Юль, ты серьезно?

Ну конечно, нет!

Но эти испуганные глаза… Боже, он реально думает, что я настолько чокнутая!

Ну да, чего ожидать от девушки, которая когда-то насыпала битого стекла в постель…

Но с тех пор много воды утекло. Я поумнела. И понимаю, что ради сиюминутных желаний не стоит портить шкуру любимого Медведя. Тем более, в таком чувствительном и стратегически важном месте.

— Не бойся, — говорю я удаву. — Я тебя просто поцелую.

— Уф-ф-ф… — шумно выдыхает Михей.

Михей

— Почему я не осталась старой девой? — стонет Юлька. — Зачем мне нужен был этот ваш дурацкий секс?

— Что, так больно?

— Ты даже не представляешь!

Не представляю. Но очень-очень хочу забрать эту боль себе. Пусть меня так скручивает, а не Юльку! У нее сейчас такие глаза… Огромные, страдающие. А нижнюю губу она прокусила до крови. Моя бедная девочка!

Действительно, зачем вообще нужен этот дурацкий секс?

— Сделайте что-нибудь! — ору я на врача.

— Папаша, все в порядке. Роды идут как по учебнику.

Папаша?

Да, это он мне. Это я папаша… почти. Но…

— Ей больно!

— Так и должно быть.

Мля… Вокруг Кошки суетится медсестра, ставит какую-то капельницу. Я держу ее за руку. Она сжимает мои пальцы так сильно… Очередная схватка.

— Не ори на них, — шепчет она, когда ее отпускает. — Все нормально.

— Тебе больно!

— Так и должно быть, — повторяет Кошка слова врача.

И я целую ее покрытый капельками пота лоб.

— А ты как? — вдруг спрашивает она.

— Я? А что мне сделается?

— У тебя такой вид, как будто ты сейчас грохнешься в обморок.

— Я?!

— Ты же боишься врачей. Я тебя к стоматологу за ручку водила!

Она меня еще и успокаивает… Дожили!

А я… Да я в жизни не чувствовал себя таким беспомощным и таким бесполезным! А это невыносимые для мужчины чувства.

Твоя женщина страдает. И ты ничего не можешь сделать. Более того — ты знаешь, что все это из-за тебя…

— Давай, милая, — подбадривает Юлю медсестра. — Сильнее тужься.

— Я не могу…

— Можешь. Еще чуть-чуть. Давай! Соберись! Ты сильная!

Она ведет себя как тренер на боксерском ринге.

— М-м-м, — стискивает зубы Юлька.

Как настоящий боксер. И сжимает мою руку так, что я понимаю: вот сейчас боль вообще невыносима. Мое сердце разрывается. Я чувствую вкус крови — тоже прокусил губу.

И тут раздается кошачий писк. А следом — громкий медвежий рев. И все эти звуки издает крошечное красное существо с растопыренными ручками и ножками…

Наш сын.

Боже… а вот сейчас я реально могу грохнуться в обморок…

* * *

— Знакомься, это Ваня. Ваня, это твой папа.

Юлька передает мне невесомый сверток, я вглядываюсь в сморщенное личико и чувствую, как сердце заполняет горячая волна. Она поднимается вверх и — вытекает из глаз.

Мля… Я что, опять реву?

Я мужик или где?

Ну ладно. Даже у самого грозного и свирепого Медведя могут мелькнуть слезы на глазах в такой момент.

Я выпячиваю челюсть и делаю суровое лицо. Юлька смеется. Она все понимает…

* * *

Вечером нас навещают друзья. Юлька устала, я разрешаю им заглянуть в палату лишь на минутку. А потом выхожу с ними на улицу.

— У меня пацан! — гордо заявляю я Варламу.

— Поздравляю. А у меня девочка.

— У меня сын!

— Да я понял.

— Иван Михайлович, — медленно произношу я.

— Думаешь, он чем-то круче, чем Арина Варламовна?

— Он мужик!

— Ой, вот только не надо тут трясти яйцами! Маловаты они еще для этого.

— Вырастут, — парирую я.

— Когда у твоего Вани вырастут яйца, у моей Аришы вырастет такое, от чего его причиндалы скрутятся в узел. Причем на расстоянии. Близко она его не подпустит.

Мне вдруг становится обидно.

— Чем мой Ваня ей не угодил?

— Не знаю, как ей… А я боюсь даже представить, что со мной будет, когда вокруг нее начнут виться вот эти вот… с яйцами.

— Мужики?

— Ага.

— Да… тяжко тебе придется. Хорошо, что у меня пацан.

Все-таки я его сделал!

* * *

— Котенок…

— Что?

Мы наконец-то дома. Иван Михайлович сладко сопит в колыбельке, мы с Юлькой сидим рядом, обнявшись, и не сводим с него восторженных глаз.

— Ну что, больше никакого секса? — напоминаю я Кошке ее слова. — И никаких детей?

Юлька смотрит на меня, как на сумасшедшего.

— Ты совсем рехнулся?

— Ты сама говорила. Когда рожала.