Чужие дети - Диана Машкова

Через тридцать минут на место приехал Дрон с подельниками. Через сорок пять минут в допросе, который он учинил Лехе, прозвучали важные фразы. Их было достаточно для подтверждения существования огромной преступной сети. Оперативники, услышав в наушниках ключевые слова, моментально доложили Палычу. Доказательства были налицо и записаны на пленку. Можно было начинать задержание…

Осенью по громкому делу состоялся суд. Влад попросил Палыча, чтобы Леху ни в какие публичные мероприятия не втягивали, и полковник условие честно выполнил. Все показания Алексей Гожану давал за закрытыми дверями, в абсолютной конфиденциальности, и о его роли, к счастью, не пронюхали журналисты. Хотя о раскрытии мощной сети наркоторговцев, на которую вывело зверское убийство подростка, кричали из каждого утюга. Но до главной информации СМИ допущены не были – к высокопоставленному лицу, основному бенефициару преступной сети и ее создателю, подобраться не удалось. Палыч со своими ребятами сделал, что мог: основательно разворошил гнездо, извлек и упрятал за решетку основных исполнителей. Без этих людей восстановить группировку было уже невозможно: они играли ключевые роли.

В управлении долго решали, как поступить с несовершеннолетними курьерами. В итоге большинство из них удалось аккуратно вывести из-под следствия: ребят поставили на учет, а заодно взяли на контроль их семьи и детские дома. Но нашлась горстка «героев», которые сами определили свою судьбу. Среди них оказался Макс. Он налево-направо давал интервью журналистам и словно намеренно вкапывал себя в это дело все глубже. Как будто не понимал последствий или, наоборот, выбрал такой изощренный путь самоуничтожения. Влад часто видел парня в новостных репортажах. Один из них, самый яркий, растиражировали все каналы. Вот и сейчас Влад случайно на него наткнулся, не найдя в себе сил переключить канал.

Сначала на экране показывали толпу народа возле здания суда. Репортер за кадром рассказывал предысторию криминальной группировки и делал акцент на вовлечении в преступную деятельность малолетних. Как такое возможно, чтобы дети годами оставались на крючке у преступников и никто – ни их семьи, ни воспитатели – об этом не знал? Дальше камеры перемещались в зал суда: как раз в тот момент, когда Макс давал показания. Зал был битком, стоял гул, вдоль стен толпились журналисты. В перерыв они окружили Макса, задавали вопросы, кто-то бросал обвинения: «должны были соображать», «не младенцы, надо понимать».

– Да, че вы о жизни, блин, знаете? – орал прямо в камеру Макс. – Все люди конченые подонки. И пусть передохнут от своей наркоты! Вы сами создали этот мир и породили таких, как я!

Часть журналистов отпрянули, а самые настырные стали вытягивать из Макса историю. Чувствуя себя настоящей телезвездой, он вещал как умел. О том, что его отец безбожно бухал и избивал по пьяни мать до полусмерти. А менты ничего не делали – приезжали на вызов, видели, что муж да жена, и отваливали восвояси. Отец после таких визитов «учил» мать еще жестче. В итоге она вышла из-под контроля: на глазах четырехлетнего Макса хладнокровно грохнула папашу, пока он спал. Зарезала как свинью кухонным ножом в спину. С первого раза не получилось довести дело до конца, но она проявила усердие – менты потом насчитали сорок два удара. Только и умеют дыры на трупах считать. Бабушка не дала дочь в обиду – взяла вину на себя и села в тюрьму. Но мать это не спасло, у нее поехала крыша. Она стала «одалживать» сына за деньги всем желающим, и Макса постоянно насиловали взрослые мужики. А потом все вскрылось: ее забрали в психушку, а его – в детский дом. В пять лет симпатичного мальчугана усыновила бездетная пара, но через полгода с претензиями, что им подсунули дефективного ребенка, вернули. Потом еще раз, в восемь лет, уже другие родители взяли его в свою семью и снова через два месяца сдали. И что он после этого должен понимать?

У Влада зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей, удивленно поднял бровь и тут же ответил:

– Алло!

– Как состояние души? – вместо приветствия поддразнил довольный Палыч.

– Нормально. – Влад после очередного просмотра репортажа, который, казалось, знал уже наизусть, был подавлен.

– Дети слушаются? – наигранно строго спросил он.

– Вполне.

– Ну, товарищ эксперт и отец-герой, – пропел Палыч, не замечая настроения собеседника, – с меня причитается. На днях заеду к тебе.

– Ничего не надо, – Влад устало отмахнулся, – помоги лучше с одним вопросом.

– Каким?

– У нас Леха до сих пор под следствием ходит из-за кражи, – Влад тяжело вздохнул, – суд сто раз переносили, то неявка, то нет свидетелей. Тянули как могли. Но в следующий вторник состоится точно. Больше откладывать не станут…

– Сумма ущерба? – деловито поинтересовался Палыч.

– Десять тысяч пятьсот рублей, – Влад моментально собрался, – это Измайловский суд.

– Принято, – Влад слышал, как Палыч записывает что-то карандашом на бумаге, – идите спокойно на свой суд.

– И что? – не понял Влад.

– И все, – рассмеялся Палыч, – будет вам амнистия.

– Мамуль, а стаканы какие ставить?

– Возьми высокие, – Катя открыла духовку и взглянула на мясо по-французски, – они лучше смотрятся.

– Хорошо. – Юля достала из навесного шкафа стаканы, понесла их в гостиную и крикнула оттуда: – А сколько нужно-то?

– Посчитай, – Катя захлопнула духовой шкаф и стала загибать пальцы, – нас шестеро, еще приедет Игорь с семьей.

– Значит, одиннадцать, – сообразила Юля.

– Нет, подожди, – Катя вошла в гостиную, посреди которой под белой скатертью ждал своего часа нарядный стол, – Лешка говорил, что будет с девушкой. Настя тоже, как всегда, с Артемом. Значит, тринадцать.

– Хорошо, – легко согласилась Юля и пошла в кухню за новой партией хрустальных стаканов, – только как-то не очень число.

За два с половиной года в семье дочка стала другой. Нет, не изменилась, но научилась пользоваться тем лучшим, что было заложено в ней природой. Ей снова стали интересны учеба и оценки, как заколдованные стали расти – с двоек-троек поднялись до четверок-пятерок. Катя не нанимала для Юли репетиторов, не мучилась с ней за учебниками, как с Лешкой, у которого не было ни единого учебного навыка – дочка все делала сама. Начала читать книги. Интересоваться тем, что происходит в мире. А полгода назад призналась, что хотела бы стать журналистом, писать статьи на социальные темы. И Катя не могла нарадоваться такому повороту событий.

А еще Юля, кто бы мог подумать, стала ее лучшей помощницей. В отличие от Лехи и даже Насти без напоминаний делала домашние дела и всегда ездила по субботам с Катей в фонд. В «Арифметике добра» готовила вместе с мамой аудиторию к встречам клуба, вносила данные из анкет в базу, выполняла другие поручения. А в канун нового года сама предложила создать клуб приемных подростков. Катя обрадовалась этой идее – детям, которых удалось за это время устроить в семьи, тоже нужно было общаться. У них должна быть комфортная среда для развития, для дружеских связей. Тем более что устроенных в семьи старших ребят становилось все больше. После первой поездки в Казань нашлась мама для Кристины Рыбиной – ее удочерила замечательная женщина, которая уже вырастила кровную дочь. Ушел домой после Казани и Сережа Гамов, попал в крепкую работящую семью, где папа был на все руки мастер и умел приучать к труду сыновей. Дина Лобова, которая долго внутренне сопротивлялась – не могла предать убитую отцом мать, тоже в поездке нашла родителей, молодых и понимающих. У них уже было двое кровных сыновей, теперь они приняли дочку, и Дина стала старшей сестрой в семье. Еще трое подростков, причем слабослышащих, тоже обрели после той поездки семью – это была невероятная, потрясающая история. Катя до сих пор не могла поверить, что такое бывает. Родители – Юля и Артем – оказались удивительными людьми и профессиональными воспитателями, у них была собственная сеть развивающих монтессори-центров «Солнечный город». Юля тут же стала адаптировать известные методы к своим особым подросткам и добилась потрясающих успехов: уже через год ее ребята, которые раньше только бессвязно мычали, хорошо говорили и увлекались искусством. Кто рисовал, кто мастерил, кто освоил танцы.