Идущие в ночь - Владимир Васильев

— А зачем колдун шёл следом за Тури?

— Ножны, — проскрипел Корняга. — Ему понравились ножны.

«Как же, ножны, — подумал я скептически. — И они хоронились тринадцать дней. Хотя мы тащились в такие, с точки зрения всего остального мира, гиблые места, что куда разумнее было напасть сразу же. Или на ближайшем пересвете, когда мы беспомощны.»

«Стоп, — сказал себе я. — Они знают, что мы — оборотни?»

Холодный пот прошиб меня. Убить. Немедленно убить!

— Где они сейчас? — спросил я, браня себя самыми чёрными словами.

— Известно где, — довольно сказал пенёк. — В Сунарре! И ни за что оттуда не выберутся без меня! Если они вообще живы после твоих зубов и клинка Тури…

Облегчение захлестнуло меня, подобно ливню, что проливается на иссушённую солнцем землю.

— Послушай, Корняга, — сказал я проникновенно. — Давай я тебя опять к седлу пристегну?

— А зачем? — подозрительно спросил он, на всякий случай сползая на самый край моего плеча.

— А затем, что ближайшие дни я тебя хрен куда отпущу. Понял?

Пенёк не ответил. И правильно, а то услышал бы «Два»…

Следующий час я размышлял, как удалось четверым лютикам пройти через всё, пройденное нами. Через Запретный город, через каньон, через засаду хорингов и жадное гостеприимство вильтов… Хорингов, впрочем, мы же и перебили, так что их можно не считать.

Подозрительная всё же история. Хотя среди четвёрки есть колдун. Панч. Враки, что они идут за ножнами «Опережающего». У-Наринна, вот их цель. Последнее время я весь мир готов был записать в путники к Каменному лесу.

Это хорошо, что их пожрала Сунарра. Если действительно пожрала.

— Эй, деревяшка! А что, мы с ними подрались?

— Да.

— Где?

— В таверне.

— И как?

— Здорово! Колдун, правда, жив остался…

Вот это — жаль. Если они сумеют ускользнуть из Сунарры, и наши пути пересекутся где-нибудь под двумя солнцами, мне придётся их убить, сколько бы их не было — одного, двоих, троих или даже всех четверых.

Но что-то подсказало мне — из Сунарры выбраться невозможно. Мы — первые. И то лишь благодаря Тури и вулху. Ну, может ещё Корняге, который тоже попал в Сунарру не по своей воле. А подсказала мне это моя собственная память, оживающая в вулхе четтанским днём, и взгляд умницы-карсы.

У нас даже больше общего, чем я до сих пор думал, киса. Мало того, что мы оба — оборотни, так ещё и ученики старины Унди. И Тури Мышатника очень любила, судя по вчерашнему рассказу о его гибели. О том, что Унди любил и я, тоже не стоит даже и упоминать, это очевидно.

Вот только две вещи меня настораживали. Тури моложе меня, хотя и ненамного. Но Унди, насколько она уверена, последние кругов десять перед смертью прожил у Беша в Айетоте. Я же совершенно ясно помню, что расстался с Унди семь кругов назад, в Гурунаре. Когда судьбе стало угодно вышибить меня оттуда в Риву. С тех пор я встречался с ним дважды, в Риве и Торнсхольме. Второй раз — чуть больше пяти кругов назад. Незадолго до того, как его убили.

Не мог же Унди жить в двух местах одновременно? Хотя Тури, кажется, упоминала, что Унди имел обыкновение исчезать куда-то, и довольно надолго.

И второе. Тури сказала, что убийцу Мышатника никто так и не увидел. А перед тем как окончательно уйти во Тьму, Унди назвал чьё-то имя.

Ильгор.

Я не знал — кто это.

С этими мыслями я въехал в старый лиственный лес, и лес поглотил меня. Меня, Ветра, карсу, Корнягу. Всю нашу странную компанию. Должно быть, со стороны мы выглядели весьма забавно.

— Куда мы едем? — спросил Корняга, оживившись.

— Ты же проводник! — ехидно отозвался я. — Тебе виднее.

Пенёк стушевался и забормотал что-то совершенно не поддающееся истолкованию. Я ему не ответил. Не говорить же — в У-Наринну?

— Давай, рассказывай, чем занимался твой Панч и остальные лютики, — потребовал я.

Корняга некоторое время обиженно молчал — дулся, а потом не утерпел.

— Известно — чем… Грабили.

— В Диких-то землях? Кого?

Даже на такой простой вопрос Корняга ответил уклончиво и расплывчато:

— Ну… всяких. Путников.

«Он, видать, враль, каких мало», — окончательно убедился я.

Но вытащить из него правду мне не удалось. Вулх, шевельнувшись внутри меня, вдруг остро почувствовал внезапно приблизившуюся опасность, и меня окатила горячая волна его тревоги.

Я огляделся. Полуденный лес полнился обычными звуками — голосами птиц, шумом крон на ветру, далёким кличем фыркана, идущего по следу. Кто разбудил вулха? Кто прячется за зыбкой пеленой свежей листвы?

Ветер, напротив, был совершенно спокоен. Это меня совсем сбило с толку. Я привык доверять своему непростому коню, и если он спокоен, значит можно расслабиться — к этому я привык давно. Как же тогда сопоставить это с тревогой вулха, лесного жителя?

Полный тёмных предчувствий, я выехал на старую-старую, уже покрытую молодой порослью просеку. Она тянулась с северо-востока на юго-запад, так что некоторое время я мог смело ехать по ней. Я и поехал.

Нервы у меня стали ни к джерху. Я дёргался на каждый шорох, то и дело хватаясь за рукояти кинжалов. Но это всё были обычные шорохи леса. Нам они ничем не угрожали. Карса не показывалась уже второй час, но я смутно чувствовал её присутствие, и хоть это меня слегка успокаивало.

Вскоре я выехал к обрыву. Лес подступал к самому краю, и внизу, далеко внизу тоже шумел лес. Я невольно натянул поводья. Не люблю высоту…

Ветер встал.

«И что теперь?» — подумал я растерянно.

Корняга, дремавший всё это время, встрепенулся у меня на плече.

— Чего встали?

Я покосился на него.

— А ты не видишь?

Он повертелся, стреляя глазами-щёлочками. Потом с сомнением в голосе ответил:

— Не вижу… Лес кругом. Обычный лес.

— Я вижу, что лес, — проворчал я. — Как спускаться-то?

Обрыв тянулся в обе стороны, насколько хватало взгляда. Мне даже показалось, будто мы вновь оказались на краю каньона, только в другом месте, не на каменистой равнине, по которой носились стада могучих быков, а в бескрайних лесах Запредельного княжества.

— Куда спускаться? — озадаченно спросил Корняга. — Что с тобой, Одинец?

Я тупо уставился в пропасть. Что значит — куда? Что он, не видит ни бельмеса, или как?

Соскочив с седла я с опаской приблизился к краю. Корняга покрепче вцепился руками-ветками в мою одежду. Заглянув за край, я с облегчением отпрянул. Не люблю высоту… С детства. Я оглянулся. Подобрал длинную сухую палку, помедлил немного и бросил её вниз. С обрыва.