Филиппа - Бертрис Смолл

— Я наполню лохань, миледи, — с поклоном сказал он.

— А я разбавлю холодной водой, — вставила Люси, собирая посуду. — Милорд, если не возражаете, я просила бы вас принести полное ведро из колодца. Питер, после того как выльешь воду из котлов, иди на конюшню и забери у мужчин горшок из-под жаркого.

Питер послушно выполнил все приказания, после чего вновь отправился на конюшню, где собирался провести ночь.

Довольная Филиппа забралась в лохань. Вряд ли ей еще удастся вымыться до приезда во Францию. Граф отослал Люси и теперь жадно наблюдал за женой, любуясь прекрасным молодым телом.

— Займитесь делом, милорд, — внезапно попросила она, вторгаясь в его мысли. — Разве вы не обещали потереть мне спинку?

Встав на колени рядом с лоханью, он взял мочалку, намылил и принялся за работу.

— Жаль, что эта лохань не вместит нас обоих, — пробормотал он, целуя маленькое ушко. — Я люблю мыться с тобой, Филиппа.

— Каждый раз, когда мы моемся вместе, — хихикнула Филиппа, — из этого бог знает что выходит!

— Сегодня я буду любить тебя, — прошептал граф.

— Но мы должны рано вставать.

— А другого времени до приезда в Дувр не будет, — покачал он головой. — Я хорошо знаю, как ты относишься к нашим играм под крышами гостиниц.

— Велю Люси принести еще один кувшин с водой сегодня вечером, — быстро пообещала она. — А теперь прекрати, Криспин, ты сдерешь с меня кожу.

Он осторожно смыл с нее густую пену. Филиппа встала и потянулась за полотенцем, висевшим у огня. Но не успела ступить на пол, как он схватил ее в объятия.

— Криспин, — предостерегающе пробормотала она, видя, как вздулись спереди его шоссы.

— Не желаю ждать, малышка, — объявил он, сбрасывая рубашку вместе с остальной одеждой и оттесняя жену к большому столу, на котором они только что ужинали. Не успела она ничего ответить, как он стал осыпать ее поцелуями.

— Криспин! — снова запротестовала она. — Люси и Питер!

— Питер играет в кости с охраной и переночует в конюшне. Люси наверху и не вернется, пока не позовут, — отмахнулся граф. Его освободившаяся из плена шоссов плоть была готова к любовной битве.

Граф толкнул жену спиной на стол, и Филиппа инстинктивно обвила ногами его талию. Одним мощным толчком он оказался в ней, и Филиппа блаженно вздохнула.

— Ах, графиня, — шепнул он, — вы сводите меня с ума, чего до вас не удавалось ни одной женщине.

Филиппа снова вздохнула.

— Значит, так распорядилась судьба, — улыбнулась она. Боже, как он наполняет ее! Его разгоряченная кожа огнем жжет ее груди! Соски Филиппы сжались в твердые горошинки, и, чувствуя это, она томно выгнулась. Только этот человек способен завладеть ею целиком! Сама мысль об этом безумно волновала.

Голова Филиппы откинулась, и его жаркие влажные губы мгновенно прижались к ее шее. Язык коснулся бешено бьющейся жилки.

Она разомкнула руки и провела ногтями по его спине, словно в беспамятстве, оставляя глубокие царапины.

Граф чуть поморщился от боли и, заведя руки за спину, поймал ее запястья и сжал.

— Хочешь поставить на мне свое клеймо, дорогая? — прорычал он, терзая языком нежную плоть и усердно работая бедрами. Он вонзался все глубже, наслаждаясь тихими жалобными криками, рвущимися из ее горла. Где-то в глубине ее естества зарождался слабый трепет, но он еще не был готов и поэтому, выйдя из нее, замер.

— О, Криспин, не надо! — взмолилась она. — Я хочу… хочу…

— Еще секунду, милая, — прошептал он, найдя ее сладкие губы и приникая к ним, сначала нежно, потом все более требовательно. И стал снова двигаться, изнемогая от наслаждения, ощущая всей своей набухшей плотью, что вожделенный конец близок.

Филиппе казалось, что она вот-вот умрет от неудовлетворенного желания, измучившего ее, когда он остановился. Но тут муж стал ее целовать, и она быстро затерялась в море блаженства. Буря все нарастала и нарастала, пока не разразилась над ними обоими одновременно. Кристин бессильно обмяк на ней. И Филиппа внезапно осознала, что упирается плечами и ягодицами в твердое дерево стола.

— Немедленно слезь с меня, ненасытное животное! — засмеялась она. — Из-за твоих непристойных игр мне снова придется залезть в лохань!

Криспин застонал. Он был совершенно опустошен. Ноги не слушались. Она снова оттолкнула его, и он кое-как умудрился отойти.

— Кровь Христова, женщина, — пожаловался он, — ты раньше времени сведешь меня в могилу своими постоянными требованиями!

— Моими?! Моими требованиями? — возмутилась Филиппа, соскальзывая со стола. — Милорд, вы ошибаетесь. По-моему, речь шла о ваших требованиях!

— Нет, — настаивал он. — Посмотрите только на эти милые маленькие грудки, графиня! Они так и молят о ласках!

Нагнув голову, он завладел маленьким соском.

— Разве не видишь? Они показывают на меня, поскольку, кроме меня и тебя, здесь больше никого нет.

— Вы настоящий грешник, милорд граф! — негодующе отпарировала она, невольно улыбаясь. Гордо расправила плечи, прошествовала к лохани, вошла в воду и смыла все следы разделенной страсти, после чего строго велела: — Немедленно принеси вон тот котелок с водой, потому что эта совсем остыла.

И, выйдя из лохани, принялась снова вытираться.

Он взялся за котелок и, посчитав, что вода достаточно теплая, стал мыться, после чего жена принесла ему второе полотенце. Одетые в одни камизы, они собрали остальную одежду и направились к лестнице, ведущей на второй этаж, где были их покои.

— Позови Люси и прикажи всем ложиться спать, — прошептал он. Филиппа кивнула.

— Но помни, мы должны выехать на рассвете, — улыбнулась она, откидывая одеяло.

Потом позвала Люси и отпустила на ночь.

— Мы уезжаем рано, так что лучше лечь сейчас, — наставляла она. — Только убери сначала лохань.

— Конечно, миледи, и закрою кухонную дверь. Питер давно храпит в конюшне. Спокойной ночи, миледи, милорд.

Вскоре Филиппа услышала быстрые шаги на ступеньках.

— Иди ко мне, — сонно позвал Криспин.

Филиппа сняла камизу и забралась под одеяло. Он обнял ее и тут же захрапел. Но среди ночи проснулся, и она снова таяла в его объятиях; прежде чем сон вновь завладел ими.

— Мы не сможем любить друг друга в постели, пока не доберемся до Франции, — пробормотал он.

— Король и королева были бы шокированы твоим сластолюбием, — лукаво объявила она, хотя была согласна с мужем. В последнее время она стала менее благочестива и чопорна и честно признавалась, что ей доставляет удовольствие супружеская постель. Очевидно, королева так не считала, хотя никогда не говорила на эту тему. Как грустно! Филиппа желала каждой женщине получать такое же наслаждение от любовных игр с супругом.