Знак - Вероника Рот

– Не канцлеру, а девчонке, которая сидит в моем доме и несет бред. Разговаривать подобным образом с канцлером я бы себе не позволил, ваша светлость.

– Тогда возьми эту девчонку с собой к шотетам, – Исэй наклонилась к нему. – Я не идиотка, – она гордо выпрямилась, – и прекрасно понимаю, что мне требуется твоя помощь.

– Ты мне не доверяешь.

– Повторяю: я не идиотка. Ты поможешь мне вытащить мою сестру, а я тебе – твоего брата. Хотя гарантий, конечно, никто никому не даст.

Акос едва не выругался. Похоже, теперь все понимают, что именно надо посулить Акосу, чтобы заставить плясать под их дудку. Не то чтобы он сразу уверовал в ее помощь, но почувствовал, что поддается.

– Акос, – неожиданная теплая нотка в голосе Исэй застала его врасплох, – если бы тебе сказали, что ты не можешь спасти своего брата, поскольку твоя собственная жизнь слишком важна, ты бы с этим согласился?

На ее побелевшем лице блестели бисеринки пота, щека распухла от удара шотетского солдата. Исэй больше не выглядела канцлером. Шрамы на лице говорили о многом: она, как и Кайра, знала, чем рискует, ставя на карту свою жизнь.

– Хорошо, – сказал Акос. – Я тебе помогу.

Сизи со стуком поставила на стол чашку, расплескав чай, поморщилась от попавших на пальцы горячих капель, вытерла их о рубашку и протянула руку Акосу. Исэй выглядела удивленной, но Акос понял: Сизи хотела что-то сказать, и он заранее приготовился услышать самое худшее.

Он медленно взял сестру за руку.

– Надеюсь, вы оба понимаете, что я отправляюсь с вами? – сердито проговорила она.

– Нет, – отрезал Акос. – Еще чего не хватало! Незачем подвергать тебя такой опасности.

– Это еще почему? – Ее голос сделался необычно суровым и упрямым. – А как, по-твоему, я должна себя теперь чувствовать, Акос? Хватит с нашей семьи неизвестности и потерь, – Сизи поморщилась.

Исэй внимательно смотрела на них, словно ее огрели мешком по голове. Ну, конечно, ведь никогда прежде она не видела Сизи такой. Свободно говорящей то, что думает, не заботясь о реакции окружающих… плачущей и кричащей.

– Если нам суждено погибнуть, – добавила сестра, – мы погибнем вместе, но…

– Ты говоришь так, будто смерть – сущая безделица!

– Неправда, – голос Сизи дрожал, она смотрела прямо на Акоса, и тот не мог оторваться от пятнышка на ее глазу. – После того как вас похитили, а мама вернулась… не в себе, именно мне пришлось тащить тело папы в ковыли и сжигать. А затем я отмывала гостиную.

Акос не мог вообразить, каково это, оттирать отцовскую кровь с пола. Уж лучше спалить дом, убежать и затеряться где-нибудь в ковылях навсегда!

– Поэтому не смей со мной спорить. Я знаю, что такое смерть.

Акос порывисто прижал лицо Сизи к своему плечу. Ее кудрявые волосы щекотали его подбородок.

– Хорошо, – прошептал он, больше от него ничего и не требовалось.

Перед уходом они решили немного поспать. Акос поднялся наверх, машинально, по старой памяти, переступив через шестую ступеньку, которая скрипела сильнее остальных. Коридор на втором этаже был кривоват: ниша ванной комнаты как раз упиралась в стену.

Их с Айджей спальня находилась в самом конце. Акос осторожно толкнул дверь.

Простыни на кровати Айджи оказались смяты: можно было подумать, что Айджа только встал и спустился вниз, а на ткани сохранился отпечаток его тела. В углу валялась пара носков с коричневыми пятнами от ботинок на пятках.

Акос взглянул на свою аккуратно застеленную кровать. Подушка застряла между стеной и матрацем. С подушками у Акоса всегда был разговор короткий.

В круглом окне виднелись колышущиеся в темноте ковыли и звездное небо. Акос вытащил подушку и сел, держа ее на коленях. У постели стояли его детские ботиночки. Он улыбнулся и вдруг разрыдался, зарывшись лицом в подушку. Этого не могло быть, он не должен был здесь находиться. Нельзя вновь обрести дом и сразу же его потерять.

Он провалился в сон, даже не сняв обуви.

Проснувшись, Акос отправился в ванную и долго простоял под душем, надеясь обрести покой. Не помогло.

Выйдя в коридор, он обнаружил возле двери стопку одежды. Отцовской. Рубаха оказалась ему слишком свободной в талии, но жала в плечах, – фигуры у них с Оусой были совершенно разными. Зато брюки, если их заправить в ботинки, почти подходили по длине.

Полотенце он решил отнести в ванную и повесить на место. Но что будет с мамой, когда она вернется и найдет влажное полотенце в пустом доме? Дети-то уже уберутся восвояси.

В ванной стояла Исэй в старой одежде матери. Широкие штаны складками собрались под ремнем. Исэй массажировала шрамы. Их с Акосом глаза встретилась в зеркале.

– Только попробуй изречь что-нибудь глубокомысленное, и получишь по башке, – предупредила она.

Он пожал плечами и продемонстрировал свои отметины.

– Уверяю, твои куда менее уродливы, чем мои.

– По крайней мере, ты сам себе их нанес.

В ее словах был смысл.

– Как получилось, что у тебя шрамы от шотетских ножей? – спросил Акос.

Он не раз слышал, как солдаты травили байки о своих шрамах. Не о знаках убийства, а о других. Давно побелевших отметинах на коленках, заработанных еще в детских шалостях. Рубцах от кухонных ножей, полученных во время нападения на Гессу. Шрамах на голове, причем здесь обязательно фигурировали выпивка и дверной косяк.

Солдаты болтали друг с дружкой и смеялись. Но в рассказе Исэй ничего забавного не будет, Акос это предчувствовал.

– Побывки не всегда проходят мирно, что бы тебе ни плели шотеты, – начала она. – Во время одной Побывки мой корабль совершил аварийную посадку на Отире. Член экипажа тогда серьезно заболел. В больницу ворвались шотеты, ограбившие склад медикаментов. Меня рубанули по лицу и бросили умирать.

– Мне очень жаль, – произнес Акос.

Почему-то ему захотелось объяснить Исэй, что отирианские лекарства, получаемые в качестве гуманитарной помощи, достаются только ближайшему окружению Ризека, и почти никто не имеет о них понятия. Но сейчас объяснения явно были не к месту. Еще вообразит, что он пытается оправдать шотетов, изуродовавших ей лицо.

– А мне – нет, – Исэй схватила кусок мыла, чуть не выронила его и принялась яростно намыливать руки. – Сложно забыть своих врагов, которые исполосовали твое лицо, – она кашлянула. – Кстати, ты не против, что я надела одежду твоей матери?

– Я не возражаю. Я вообще хожу в вещах мертвеца.

Она слабо улыбнулась, что Акос счел хорошим знаком.

Никто из них не хотел задерживаться дольше необходимого, в особенности Акос. Он знал, что чем больше пробудет дома, тем сложнее будет его покидать.

Лучше побыстрее покончить со всем, вскрыть рану и забинтовать ее снова.