Выбор Кота - Эрик Найт

Валентайн провел с Ан-Ха даже на один день больше, чем тот просил.

Ан-Ха быстро восстанавливал силы. Валентайн диву давался мощному строению грога. Хотя он держался вертикально, как человек, и ноги у него были длиннее, чем у его серых родичей, когда Ан-Ха хотел двигаться быстрее, он пускал в ход три, а то и все четыре конечности. Очень скоро Валентайн узнал, что если на равнине он может обогнать грога, то, дойди дело до спуска или подъема по склону, особенно поросшему деревьями или заваленному камнями, Ан-Ха мог прыгать и подтягиваться на своих мощных руках с ловкостью, сравнимой разве что с движениями Кота.

Стоя во весь рост, Ан-Ха был выше семи футов. Его руки свисали по бокам, образуя арку из мускулов, которые, как самостоятельные существа, набухали на плечах и перекатывались по спине. У него на руках было по четыре пальца — указательный и средний намного длиннее безымянного, который был направлен резко в сторону, так же как большой палец, с другой стороны ладони. Строение ступней было почти таким же, но только на них было что-то вроде кожаной подошвы, позволявшей лучше карабкаться вверх.

Оба представителя мужских особей своего вида признали друг друга самым уродливым созданием со времен Творения. Ан-Ха счел, что плоское лицо Валентайна — результат врожденного дефекта, и пришел к выводу, что волосы Дэвида, резко контрастирующие с цветом кожи, просто отвратительны по сравнению с его собственными росшими по всему телу светло-рыжими волосами. Валентайн, в свою очередь, решил, что грог — это некая странная помесь короткошерстного медведя и обезьяны. Во взгляде его глубоко посаженных блестящих черных глаз сквозила спокойная мудрость, как у старого бурого медведя. А клыкастая пасть противоречила этому образу, придавая грогу сходство с доисторическим, яростным от голода животным. Нос Ан-Ха был шире, чем у медведя. У него также имелись усы, как у кота, которые торчали в разные стороны и казались скорее украшением, нежели чем-то полезным.

Ан-Ха постоянно что-то жевал, давая Валентайну прекрасную возможность изучить рот грога. Дэвид смотрел, как Ан-Ха ест, с таким же интересом, как когда-то наблюдал за пожирающей крысу гремучей змеей. Рот Ан-Ха разевался, как ковш экскаватора, и он заглатывал целиком большой грейпфрут так же просто, как Валентайн — таблетку аспирина. Передние зубы грога, включая крупные резцы, выступающие из-под его эластичных губ, выдавались вперед, как у лошади, но задние зубы мало чем отличались от человеческих, доказывая его принадлежность к отряду всеядных. Воду грог скорее сосал, а не пил. Несмотря на огромный рот, язык у него был сравнительно небольшой, и он чаще пользовался губами, чтобы пережевывать пищу. Когда Валентайн во время обсуждения за обедом различных способов поедания пиши коснулся языком кончика своего носа, грога вырвало, и он повернулся к Валентайну спиной, чтобы тот не портил ему аппетит.

Валентайн научился распознавать настроение своего нового товарища по положению его ушей. Когда его что-то интересовало, уши поднимались и слегка наклонялись вперед, а их кончики заострялись, придавая грогу некое сходство с чертиком. Когда он обращался с просьбой, даже с такой простой, как, например, передать нож во время еды, уши становились плоскими и повисали по бокам головы. Если он чувствовал усталость, уши полностью опускались, а если боль — они вставали почти горизонтально. А когда они с Валентайном шли по незнакомой местности (это случилось, когда грог впервые выбрался на прогулку), уши, как локаторы, отслеживали их путь, вращаясь во все стороны, как широкое кожаное опахало.

Но самой полезной, облегчающей общение повадкой была привычка Ан-Ха закрывать глаза, когда он хотел сказать «нет». И пока Валентайн не привык к этому, он задавал вопросы по несколько раз, что безмерно раздражало их обоих.

Когда Ан-Ха окреп настолько, что смог пуститься в путь, они продвинулись на одну милю к югу. Между ними не было сказано ни слова о том, чтобы путешествовать вместе, но компания грога казалась Валентайну чем-то само собой разумеющимся. Они тщательно осмотрели дом на лесистом берегу озера и в конце концов обосновались в нем. Соседние дома сгорели, а этот сохранился благодаря толстым кирпичным стенам и черепичной крыше. Свежий воздух и бодрая ходьба, казалось, пошли грогу на пользу, но все же он быстро устал. В озере оказалось полно рыбы, и Валентайн решил, что, пока Ан-Ха окончательно не поправится, им нет нужды далеко отходить от дома.

— Как ты узнал насчет грибов, мой Дэвид? — спросил Ан-Ха, деля на двоих с Валентайном миску грибной похлебки на следующий день после того, как они нашли дом. — Ты же говорил, что никогда не жил среди нас, не торговал с нами, и все-таки знаешь наши вкусы.

Валентайн относился к грибам равнодушно. В них содержался легко усваивающийся белок, а иногда даже жиры, но лично он предпочел бы поставить ловушку на зайца или поймать змею, чем жевать вязкую и безвкусную грибную массу.

— Я выслеживал многих из вас и наблюдал издалека. Как, напомни, вы называете этих ваших родичей с густой серой шкурой?

Ан-Ха скорчил такую мину, как будто собирался плюнуть.

— Это скорее не слово, а какая-то ходячая функция, — пытался вспомнить Валентайн. — Хар-рэк, «на посылках» так, кажется?

Грог кивнул. Прирожденный дипломат, он быстро усвоил жестикуляцию Дэвида, поскольку уши Валентайна оставались так же неподвижны, как и его зубы, и весь он был сосредоточен на еде. Готовить для Ан-Ха оказалось все равно что пытаться досыта накормить артель дровосеков.

— Мы как-то имели с ними дело там, на юге. Я даже знал одного, ручного. Он жил с исследователями и любил пиво из кореньев.

— Пиво из кореньев? Я знаю, что такое коренья. И пиво тоже.

— Это такой сладкий напиток. Ты даже не представляешь, как он хорош после целого дня на марше.

— А грибы?

— Я однажды видел, как хар-рэки на привале обрывали грибы с упавших деревьев, ели их и даже устроили драку. Я подумал, что и тебе грибы нравятся.

— Те, что ты приготовил, вполне съедобны, не более того. Ты, мой Дэвид, не пробовал сердечного корня, который даже лучше вашего хлеба.

— Как ты научился так хорошо говорить?

— У нас есть традиция, мой Дэвид. Когда кто-то задает вопрос, на который требуется развернутый ответ, то он сам должен быть готов рассказать историю. Идет?

— Идет, — кивнул Валентайн.

— Я родился здесь, мой Дэвид, и стал одним из первых младенцев, увидевших свет после того, как мое племя обосновалось в этих краях. Мне сорок один год, и тут мой дом. Те, Серые, с которыми вы воюете, тоже происходят от моих предков. Они предпочитают жить в джунглях, у них нет письменности, они не умеют обрабатывать металл и камень. А мы зовемся Золотыми, живем в горах и долинах, строим плотины и мосты, прокладываем дороги. Куриане заманили многих из нашего племени и Серых сюда, в ваш мир, обещая отдать нам земли, отобранные у развращенной и слабой расы. Они дали нам ружья и всякие безделушки, обучали нас и раздавали обещания. А мы ценой своих жизней обеспечили их победу. Мои родичи презирали твоих, многие из которых продали соплеменников ради власти и небольшого вознаграждения. Они считали, что вы получили то, что заслуживаете. Мы, Золотые, предпочитаем быть строителями и земледельцами, а не разрушителями и поэтому при первой же возможности заявили свои права перед курианами на нашу территорию. Наш клан обосновался вокруг прекрасного каменного дома, бывшей библиотеки, в том месте, которое вы называете Омаха. Мой отец надзирал над нашими людьми-работниками, так что я часто слышал вашу речь. Еще в юности я выучился говорить и писать по-английски. Я прочел очень много ваших книг, играл на электронных игрушках вашу музыку, в общем, вырос на вашей культуре. Я начал расходиться со своими родителями во мнениях. Сначала это был просто протест, затем я пытался их переубедить. Прорицатель из нашего клана сказал, что мое предназначение — быть связанным с людьми. И я выбрал профессию торговца. Я часто бывал в гостях у Большого Человека в Омахе, и он угощал меня чаем. Мне встречались контрабандисты на заправленных бензином внедорожниках. Когда меня несколько раз надули, я усвоил хороший урок: сначала узнай человека, а потом торгуйся с ним, изучи как следует товар, прежде чем его продавать. Я узнал таких людей, которым мог смело доверить собственную жизнь. И таких, что были подлее собак. К тридцати годам я уже сидел возле Главного Старейшины во время всех его встреч с представителями вашей расы и помогал переводом и советами. Люди порой не могут скрыть, что лгут. Когда мне исполнилось тридцать пять, я сам стал Старейшиной, на десять лет раньше, чем обычно выпадает эта честь. И я надеялся, что в один прекрасный день превзойду достижения моего отца. У нас по соседству располагались отличные сады, где росли сердечные корни. Они были повсюду: на влажных почвах и засушливых. Это наш главный товар. Мы научились разводить ваших животных, нашли, что цыплята довольно вкусные и их легко содержать. У нас были хорошие владения, и мы занимались тем, что выкорчевывали все отжившее и прививали все новое на нашей плодородной почве. И тут явился «Ломаный крест», символ нашей погибели. Сначала я встретил их с надеждой. Они выказали по отношению к нам большое уважение. Человек, назвавшийся послом, призывал добровольцев на службу новому хозяину по имени Генерал, обосновавшемуся к югу от города. Взамен он обещал помощь Генерала в защите наших земель. Этот посол, который поначалу произносил сладкие речи, превратился в настоящего мерзавца, как только понял, что мы не собираемся выполнять все его желания по первому требованию. «Мы всегда умели сами за себя постоять, — сказал Старейшина. — Думаю, единственное, что вы можете нам предложить, — это чтобы ваш Генерал оставил нас в покое. Поищите пушечное мясо где-нибудь еще».