Государи и кочевники. Перелом - Валентин Фёдорович Рыбин

скоро вернет. Ханы ждали от него долг, а чужеземец пил арак и всем грозил, что отрубит голову. Тогда ханы собрались, связали его и вывернули карманы. Таньга в них не нашли. В сумку полезли — там бумаги. Взяли бумаги, а самого, с благословения нашего муллы, бросили в долговую яму. Бумаги были у меня. Я англичанину сказал: пока не отдашь мои сто таньга, ничего не получишь. Так прошли две пятницы. Потом приходит один из джигитов, говорит: "Куванч-бай, вот тебе твои сто таньга, отдай нам англичанина и все его бумаги". Я повиновался. Тот человек и с ним еще несколько джигитов увезли англичанина в Мешхед. В том городе он обещал со всеми расплатиться. Вот так было, хозяин…

— Так, да не так, — сказал Аббас. — Что-то ты забыл назвать имя того, кто взял у тебя англичанина вместе с бумагами, а взамен дал сто таньга. Кто этот человек?

— Хозяин, я не знаю его. У него были черные усы и маленькая борода.

— А не скажешь, уважаемый, сколько было у того человека во рту зубов? — злобно спросил Стюарт и сунул дуло пистолета в рот Куванч-бая.

Бай свалился с мешка и заплакал:

— О великодушные, пощадите, я больше ничего не знаю, я все сказал.

— Ладно, — сказал полковник. — Посадите его опять в зиндан. Пусть подумает, может, вспомнит имя того, в чьи руки попали наши кроки.

Тут же бая схватили джигиты и бросили в яму.

Там он просидел еще день и всю ночь, беспрестанно плача и призывая на помощь аллаха. Стюарт и Аббас между тем рассуждали: все сказал бай или утаил? Может, действительно не знает похитителя бумаг?

— Сегодня еще раз его испытаем, — сказал Каджар. — Если не назовет имени, значит, не знает.

С этими словами он удалился со двора и вернулся с ужом. Пресмыкающееся, извиваясь на шее хозяина, лезло ему в рукав. Стюарт гадливо отшатнулся, подумав, что это ядовитая змея.

— Не бойтесь, не укусит, — гладя ужа, вежливо проговорил Каджар. — Мой сын не расстается с ним с самого лета. Это безвредное существо. Но Куванч-бай примет его за змею и скажет все, что недосказал. Сейчас вы в этом убедитесь.

— Вам нельзя показываться, — предупредил Стюарт, — иначе вас он узнает. Отдайте эту тварь Аббасу.

Аббас брезгливо взял ужа и зашагал к яме, где сидел бай.

— Сын паршивой овцы, — угрожающе заговорил Аббас, — в последний раз спрашиваю имя того, кто взял у тебя бумаги англичанина! Говори или подохнешь от укуса змеи!

— Пощадите! — взмолился бай.

— Если змея тебя пощадит, значит, ты не виноват! — сказал Аббас и бросил ужа на голову Куванч-бая.

Бай взревел нечеловеческим голосом и умолк. Напрасно потом пытались привести его в чувство.

V

Вместе со смертью бая пропала и надежда отыскать драгоценные кроки Мургабского оазиса. Чтобы вновь снять эту местность на карту, потребовался бы еще целый год. Стюарт с яростной злостью отбросил мысль о топографических съемках и весь нацелился на Векиль-Базар, где жил со своей мачехой бежавший из Ахала Махтумкули.

Всю дорогу, пока ехали туда, полковник твердил Аббасу о бесплодном пребывании в Мерве О’Донована:

— Кроки, конечно, жалко. Но и в другом О’Донован оказался круглой шляпой. Зачем ему понадобилось собирать прошения с мелкопоместных ханов? Разве они владетели оазиса? Я нахожусь здесь несколько дней, но уже усвоил, что Мургабский оазис делят всего четыре хана. Два — от рода Утамыш, два — от рода Тохтамыш. Махтумкули — наш давний друг, вот и будем опекать его.

Аббас молчал. Знал, что попытки Стюарта вновь склонить текинцев на свою сторону вряд ли принесут успех.

Векиль-Базар, огромный аул, более чем из двухсот кибиток, в центре которого возвышалась глинобитная крепость, встретил чужаков лаем собак. Желтые тупомордые волкодавы лезли под копыта лошадей до тех пор, пока слуги Гюльджемал-ханум — хозяйки крепости, не открыли ворота и не пригласили гостей. Здесь Стюарт и Аббас увидели все те же айваны с резными деревянными колоннами и множество дверей, ведущих в комнаты ханши, ее пасынка и многочисленных родственников. Когда гости умылись с дороги, Гюльджемал вышла на айван взглянуть на англичанина и его холуя Аббаса. Последнего она не раз видела в Геок-Тепе, но о самом Стюарте только слышала, когда привозили от него подарки. Гюльджемал никогда раньше не вникала в вопросы политики, не женское это дело, но после бегства из Геок-Тепе и она усвоила и повторяла со слов Омара и Махтумкули: "Это англичане предали нас. Это они не помогли нам войсками! Много они обещали, но кроме двух-трех тряпок на халаты мы от них ничего не получили!" Ханша сейчас смотрела на англичанина с превосходством и пренебрежением. Стояла на айване до тех пор, пока гости не поклонились ей. А когда они направились к ней, чтобы поздороваться, она демонстративно ушла с айвана в комнату.

— Однако спесивая бабенка, — заметил тихонько Стюарт. — А где же сам хан и его мудрый учитель ишан?

Как только гости начали озираться, ища кого-нибудь, тотчас к ним вновь подошли ханские слуги и повели в отведенную комнату. Один из слуг сказал:

— Хан на охоте, придется гостям подождать его.

В комнату им принесли чай и конфеты…

Но Махтумкули был дома. Просто он не спешил показаться гостям. Вчера, когда слуги англичанина приехали к нему с просьбой, чтобы он принял полковника, хан вообще хотел отказать в приеме. Только благодаря настоятельной просьбе ишана согласился. И теперь, выказывая пренебрежение, не спешил с приемом.

Махтумкули лежал в своей комнате, подложив под локоть атласную подушку, и перелистывал Коран. Омар стоял у двери и раздраженно спрашивал:

— Зачем же вы вчера дали согласие, если сегодня они вам неугодны? Мир велик, а судьба человеческая коварна. Англичане хоть и не тверды на слово, но и они могут пригодиться в тяжелый час.

— Омар, вы опять меня начинаете пугать, — с обидой отозвался Махтумкули. — Как только я начинаю думать о возвращении в Ахал, вы меня начинаете запугивать расстрелами и казнями.

— Нет тебе возвращения к гяурам, сынок, о чем ты говоришь?! — возмутился еще больше ишан.

— А эти разве не гяуры? Эти самые, О’Донован и Стюарт, — тоже гяуры. Причем самые ничтожные из гяуров. О’Донован обокрал многих наших и прокутил их деньги. Разве можно с ними вести серьезные дела?

— Да. дорогой наш хан. — завздыхал ишан. — Рано вы решили оставить этот мир, рано захотели на русскую веревку!

— Тыкма-сердар тоже боялся русской веревки, а теперь ходит в погонах русского майора. Тыкма убил сотни русских солдат, и ему простил ак-падишах. Я же не убил ни одного!