2012. Хроники смутного времени - Евгений Зубарев

Я вынул «Иж» и передернул затвор.

В наступившей тишине стали слышны детские голоса, доносившиеся со второго этажа садика — похоже, мы окончательно разбудили их своими дурацкими криками. Бедные дети, которым не дают поспать разные уроды…

Я не стал затягивать процедуру и зачитал свой короткий приговор:

— Именем Движения! За нарушение присяги! — и трижды выстрелил в землю.

После третьего выстрела я сорвал повязку с глаз Кузьменко и перерезал ножом веревку на его запястьях:

— Ты нам больше не соратник.. Пошел отсюда, чмо!

Кузьменко медленно встал, щурясь по сторонам, потом пошел от меня, осторожно пятясь. Возле строя добровольцев он остановился, потирая затекшие руки, и негромко попросил:

— Братцы, не выгоняйте! Я искуплю! Не выгоняйте! Куда я теперь, а?

Ему никто не ответил, а взгляды бойцов были красноречивее любых слов — внезапно стало ясно, что такое изгнание если и не хуже смерти, то уж точно не лучше.

Кузьменко понуро пошел к жилым домам, к жене-инвалиду и дочке шести лет, но на него уже никто не смотрел — все смотрели на меня.

Я поймал одобрительный взгляд психиатра, не поленившегося явиться на казнь, против которой он так яростно возражал, и снова, в который уже раз, понял, что все сделал правильно.

Тогда я поднял кулак и прижал его к правому виску:

— Честь и порядок!

— Честь и порядок! — взорвалась в ответ сотня глоток, и эхо этого взрыва еще долго гуляло по утренней Кашире.

— Нас, преферансистов, обвиняют, что мы бездушные люди. Ничего подобного! У нас, например, вчера ротный взял пять взяток на мизере. Его кондратий и хватил. Так мы и доигрывали стоя, — проорал прямо мне в уши улыбчивый парнишка и быстро вернулся к пулемету — стрелять короткими, злыми очередями с шестнадцатого этажа в безликую массу дерьма, еще недавно по ошибке считавшигося хомо сапиенсами.

Шел пятый день штурма областной овощебазы в Ступино, и, судя по диспозиции, с тем же успехом мы могли штурмовать ее еще пять лет. У нас просто не хватало сил перекрыть огромную территорию, занимаемую ангарами этого самого большого в районе склада, — Первый Добровольческий корпус вместе с Фермерским полком под командованием Холмогорова из последних сил держали рубеж на реке Оке, возле поселка Тарасково, и каждый боец был там на особом счету.

А склад был нужен нам позарез — сознательные рабочие, члены Движения с механического завода, сумели отремонтировать два паровоза, и мы даже провели по железнодорожному мосту через Оку состав из пятидесяти вагонов. Но загрузить их крайне необходимыми каширцам продуктами не могли — на ступинских складах держали оборону несколько тысяч мародеров из Кольца Ожидания, и, хотя мы ежедневно убивали их сотнями, туда непрерывной жадной толпой прибывало подкрепление со стороны Москвы.

Их не зря прозвали Крысами Кольца — этих тупых, вечно пьяных или обдолбанных наркотиками животных, зачастую вооруженных только металлическими прутьями и безудержной наглостью. Но их было так много, что эта толпа всегда побеждала, просто потому что была бесконечной.

Впрочем, нас им победить не удалось.

Но и мы не смогли вышвырнуть их со складов.

Это равновесие сил начинало утомлять — и дело вовсе не в том, что за последние пять суток я спал в общей сложности часов десять. Я договорился с Чужим и мог бы вообще не спать, но этого не могли мои бойцы. Они, конечно, поднимали закопченные лица навстречу мне, они с преувеличенной бодростью улыбались, когда я проходил по позициям, а многие даже находили в себе силы встать и выбросить в салюте сжатый кулак, но я понимал, что возможности этих людей ограничены.

Не могут двести человек, даже самых фанатичных, самых преданных сторонников Движения, день и ночь без подзарядки крошить целую дивизию врагов — пусть неумных, пусть омерзительных, но таких уверенных в своем тупом упрямстве, что захватывало дух даже у меня. Например, сегодня утром, когда сразу семьсот Крыс Кольца Ожидания побежали на нас в атаку, используя в качестве оружия стеклянные бутылки с винного склада.

До позиций добежали, конечно, не больше сотни, но эта сотня добежавших перерезала глотки трем десяткам моих людей, прежде чем я с комендантским взводом навел в окопах порядок. Мне потом пришлось вызывать деда, чтобы он хоть как-то вправил ребятам мозги, но все равно без нервных срывов не обошлось — больше десятка человек ушли с позиций, и их до вечера вылавливали патрули, а двое застрелились сами, не выдержав ожидания следующей подобной атаки…

Пятый день осады подходил к концу, когда на берегу, возле штабной БМП, появился курьер Семен из Фермерского корпуса. Я видел, как дежурный указал ему на меня, сидящего на крыльце возле многоэтажки — сидеть на ее крыше и таращиться оттуда на склады мне уже порядком надоело.

— Разрешите доложить, соратник Антон! — отчеканил курьер, притормозив возле перекопанных взрывами цветочных клумб придомового садика. Семен не стал слезать с седла мотоцикла, и я понял, что дело действительно срочное.

— Крысы прорвались под Тарасково? — спросил я, уже готовый к положительному ответу курьера и заранее его за это ненавидя.

— Никак нет, соратник Антон! — широко улыбнулся Семен, и я понял, что новость будет хорошей.

Так и оказалось.

— Вот письмо… А на словах соратник Холмогоров просил передать, что вы всё гениально рассчитали и что он очень гордится тем, что ему довелось воевать вместе с таким выдающимся полководцем, как вы.

Я озадаченно хмыкнул и распечатал конверт.«Тошка, бляха-муха! Ты вообще охренел там, в Подмосковье? По телевизору, даже по забугорному, только про тебя и рассказывают, гризли хренов. Натуральный культ личности наблюдаем, ПАСЕ уже волнуется, не только мы.

Кстати, мы тут тоже не лыком шиты. К нам прибилось два батальона внутренних войск Кавказского ВО и весь уцелевший состав Ростовского мотострелкового училища — человек восемьсот. Ну а гражданских мы уже и не считаем — их у нас четыре дивизии, а если припрет, и десять выставим.

Наслышаны, что у тебя сейчас небольшие затруднения, так что прими от нас один батальон мотопехоты в качестве спонсорской помощи. Ну, и пиши, конечно.

Твои товарищи,

Палыч, Валера.

ЗЫ. Извини, но нам пришлось примазаться к твоему Движению — мы теперь называемся Южный фронт движения «Гризли», Так что не удивляйся, если что.

ЗЫ. ЗЫ. Груз в Элисте передавать было уже некому, поэтому с деньгами за работу, увы, облом».

Я счастливо улыбнулся, и Семен, заметив это, опять расплылся в добродушной улыбке.

— Там в Каширу шестьсот ментов приехали — в полном вооружении, с «калашами» и даже на БТРах. Вас дожидаются, чтоб, значит, официально перейти в подчинение, — доложил он, и я нетерпеливо заорал, делая к нему несколько быстрых шагов: