Зов предков - Даниэла Стил

— Так, может, ты ее и напишешь? — серьезно предложила Бриджит.

— Нет! — Марк решительно покачал головой. — Это твоя история, не моя. Обычно писатели не прочь стянуть друг у друга подходящий сюжетец, но я не из таких. — Он рассмеялся, потом снова стал серьезным. — Мне действительно хочется, чтобы именно ты написала этот роман, Бриджит… — Он произносил ее имя на французский манер, и ей это нравилось. — Конечно, понадобятся какие-то дополнительные исследования, но я думаю, организовать это будет легко. Возвращайся домой, покопайся в мормонских и индейских архивах, а потом приезжай в Париж и начинай писать. Думаю, за год-два ты справишься.

— Почему я должна писать свою книгу в Париже? — удивилась Бриджит.

— Потому что большую часть своей жизни твоя прапрапрабабка прожила все-таки во Франции. Кроме того, здесь я смог бы тебе помочь, — прямо ответил он и добавил: — Мне бы очень этого хотелось.

— Ты и так мне очень помог, — сказала Бриджит. — Без тебя я никогда бы не нашла дневники той придворной дамы, которая упоминает о Тристане, и не узнала бы того, что знаю сейчас. Только из этих дневников мне стало известно, что Вачиви привез во Францию младший брат Тристана — раньше я считала, что Вачиви была дочерью одного из приглашенных вашим королем вождей и ей просто посчастливилось выйти замуж за маркиза. — Она вздохнула и добавила: — Да, настоящая история оказалась намного запутаннее и интереснее…

И Бриджит подумала, что Марк прав и что книга действительно может получиться увлекательной. Благодаря ее поискам и открытиям история индианки Вачиви превратилась из обычной семейной хроники в летопись целой эпохи, да еще на двух континентах — американском и европейском.

— Именно поэтому ты и должна написать эту книгу, — твердо сказал Марк. — Имей в виду — я буду тебе надоедать до тех пор, пока ты не засядешь за работу. В конце концов, у меня есть и личный интерес…

— Какой же? — спросила Бриджит с самым невинным видом. Этот разговор с каждой минутой доставлял ей все большее удовольствие. Они с Марком почти не знали друг друга, и тем не менее с ним она чувствовала себя на удивление легко. Интересно, подумала Бриджит, разговаривали ли Вачиви с маркизом вот так вот запросто, или она относилась к нему с подчеркнутым уважением («Господин муж мой, не изволите ли отведать жареных куропаток?»), как требовал этикет того времени? Как хорошо, что все эти сложные правила ушли в прошлое и никакие условности не мешают им с Марком общаться как давним друзьям и обсуждать на равных самые разные вопросы.

— Мой интерес, — честно ответил Марк, — заключается в том, что для работы над книгой тебе придется жить в Париже. Даже дружеские отношения, на которых ты так настаиваешь, могут оказаться довольно обременительными из-за расстояния, разницы часовых поясов и тому подобных мелочей. Признаюсь честно, общение с помощью электронной почты и других технических средств мне не по душе, не говоря уже об обычных письмах и открытках, которым требуется несколько недель, чтобы пересечь океан. В конце концов, такая «дружба на расстоянии» обязательно сходит на нет, а мне бы не хотелось, чтобы подобное случилось с нами. Я не имею ничего против Бостона, но там я уже побывал, и возвращаться мне не очень хочется, к тому же я не в том возрасте, чтобы мне могла понравиться жизнь аспиранта или преподавателя в одном из ваших колледжей или университетов. Ездить в Америку каждые несколько месяцев, пожалуй, тоже будет тяжеловато, да и накладно, к тому же я, как и ты, должен написать свою книгу. В общем, выход один, — добавил он с обезоруживающей прямотой. — Я уже сказал — какой.

Бриджит хмыкнула. Марк говорил так, словно они уже решили стать любовниками. Ей же подобное решение казалось преждевременным.

— Мы с тобой просто друзья, — сказала она.

— Ты действительно хочешь именно этого? Только этого? — спросил Марк, на несколько мгновений отрывая глаза от дороги, чтобы взглянуть на нее. Впрочем, вялое движение на шоссе позволяло ему подобную вольность.

— Я сама не знаю, чего хочу, — честно сказала Бриджит. — Быть может, того, что у меня есть сейчас, мне пока достаточно. Что касается расстояний, то… Тут ты прав. Именно поэтому я и рассталась со своим другом.

— Ты по нему скучаешь? — небрежно осведомился Марк. Он уже задавал ей этот вопрос, но на этот раз Бриджит задумалась.

— Иногда, — призналась она после паузы. — То есть мне не хватает чего-то знакомого и привычного, что же касается самого Теда… Даже не знаю, скучаю ли я по нему. Впрочем, я думаю, что пойму это, когда вернусь в Бостон, к своей привычной жизни.

— Значит, ты по нему не скучаешь, — решил Марк. — Тебе не хватает бойфренда вообще, а не конкретно Теда. Если бы ты скучала именно по нему, тогда тебе не хватало бы его и здесь.

— Железная логика! — рассмеялась Бриджит. Про себя она, однако, подумала, что Марк прав, хотя ей и было странно, почему после шести лет совместных уик-эндов, ужинов, походов в музеи и ежедневных телефонных звонков она почти не скучает по Теду. Ей не хватало его как человека, с которым она могла бы поделиться тем, чем она сейчас увлечена, но вовсе не как любовника. Нет, определенно Тед Вайс не был мужчиной ее жизни. Их отношения были комфортными и беспроблемными, но что-то подлинное и глубокое в них отсутствовало; с другой стороны, Бриджит и сама не стремилась к большему, а виновата в этом была, наверное, ее собственная душевная леность.

Это последнее соображение показалось ей настолько ужасным, что она поспешила поделиться им с Марком. Он, впрочем, не судил Бриджит так строго, как она сама.

— Дело не в твоей лени, — сказал он. — Просто тебе не встретился твой единственный, тот самый мужчина.

Бриджит задумалась. В последнее время она много думала о своих отношениях с Тедом, но ей так и не удалось найти причину, по которой их стоило бы растягивать на целых шесть лет. Они с Тедом не строили никаких планов на будущее, ничего не обсуждали и ни о чем не мечтали; все, о чем думала Бриджит, представлялось ей само собой разумеющимся. Тед, однако, придерживался иного мнения, и когда это выяснилось, произошло… то, что произошло. В результате Бриджит чувствовала себя теперь полной идиоткой. Простота и комфорт их отношений, которые ей так нравились, обернулись катастрофой — в тридцать восемь лет она осталась совершенно одна. Работы у нее тоже не было, потому что Бриджит наивно полагала, что ее работа в приемной комиссии — это навсегда, и не хотела видеть перемены, но все изменилось в одно мгновение, и она осталась ни с чем.

Но, пожалуй, хуже всего было то, что ей ничего не хотелось. То есть она была бы не против, если бы в ее жизни вдруг сами собой появились новый мужчина и новая работа, но менять что-то самой, добиваться чего-то… Нет, уж лучше оставить все как есть, чтобы ненароком не сделать себе еще хуже, еще больнее. Да и нынешнее положение Бриджит в общем-то устраивало, хотя в глубине души она чувствовала, что нельзя так низко опускать планку. Теперь-то она сознавала, что в последние годы относилась к себе недостаточно требовательно и в конечном итоге погрязла в однообразной и скучной рутине. Увы, бороться с ней у Бриджит не было желания, и уж тем более не хотелось ей ввязываться во что-то неопределенное и новое. Например, в новые отношения. Одной мысли о том, что придется перебираться из Бостона в Париж, было достаточно, чтобы повергнуть Бриджит в состояние тихой паники. Марк, правда, тоже не собирался ничего менять, например переезжать в Бостон, о чем он ей сейчас прямо заявил, а значит, они должны остаться просто друзьями.