Сыщик для феи - Владимир Свержин

– …и вот, после ее слов, в которые я, надо сказать, уверовал немедленно и свято, я распрощался с моей обожаемой труппой…

– С кем?! – переспросил Вадюня. – Я чего-то не врубился, при чем тут трупы?!

– Что вы, никого не надо рубить! Не трупы, а труппа. Мои артисты! Я с ними столько исколесил по свету. – Де Бур вздохнул. – Но когда Дева разъяснила мое истинное предначертание, я отправился сюда, напутствуемый ее благословением, и вот, как ясен свет, все, о чем она говорила, сбылось от слова до слова.

– Прошу прощения, ваше сиятельство, – я попытался изобразить некое подобие изящного поклона, – я на время похищу вашего собеседника.

– О, Клин! – только сейчас заметив мое присутствие, встрепенулся Злой Бодун. – Вы там скоро? А то ж в натуре на поляне все стынет, а что не стынет, то чисто греется.

– Вадим, иди сюда, поговорить надо.

– Братан! – извиняющимся тоном обратился к нашему гостю могутный витязь. – Ты тут жди, никуда не разбегайся, мы с Клином чуток перетрем. Ну, все типа чики-чики. Ты, короче, понял.

Уж не знаю, что из сказанного понял граф де Бур, однако, согласно кивнув, тут же отпустил оперативника, впрочем, не слишком нуждавшегося в его разрешении.

Мы с Ратниковым отошли за дверь, и я заговорил, положив руку на плечо Вадиму.

– Слушай, дело затягивается. Пацан снова в отключке. Ты бы гостя во дворец отвез, а то скоро закат, стража его обыщется. Им же ворота запирать надо, а ключи этот брелок ходячий у себя хранит. Придется ребяткам всю ночь дверную ручку по очереди держать, чтоб никто не вошел.

– Знаешь, Клин, тут чисто такая байда наворачивается – закачаешься! Ты догадался, кто этот граф такой?

– Гигант мысли и отец грусской демократии? – выдвинул предположение я.

– Не, ну в натуре, без хи-хи ха-ха, – насупился Вадюня.

– Как кто? Камергер, граф, ну кто еще? Откуда мне знать?

– Это же Буратино! – радуясь моей дремучести, выпалил Ратников тщательно лелеемую новость.

– В каком смысле? – изумился я полету мысли друга.

– В смысле – Буратино, – отчего-то понижая голос до шепота, затараторил Вадим. – Его имя Пиноккио Буратино. Ну, по-графски значит Пино де Бур Л’Отино. Это у них по понятиям круто считается. Ему чисто за бугром, ну то есть это, за Хребтом, одна бикса нагадала, что он сын какого-то табуретского короля и ему надо ехать сюда. А тут ему лафа попрет, всем стоять, остальным строиться! Прикинь, у них за бугром какая-то железная тетка, но я типа не врубился в натуре что к чему, но вот как она скажет кому, так и все.

– Железная? Памятник, что ли? – уточнил я, сомневаясь в точности формулировки.

– Че железная? – не понял Ратников.

– Эта самая тетка.

– Не, – потряс головой мой друг, – вроде как живая.

– Ну ты же сам только что сказал, что железная!

– Я? Не, это не я, это он базарил. Но может, у нее погонялово такое? – предположил Злой Бодун. – Ща вспомню… Шмара… Не! Баба? Не, как-то иначе… Ну, типа, Железная Дама.

– Дева Железной Воли? – предположил я, выдавая на гора слышанное нынче от Лось-Ярыльского словосочетание.

– О! – Довольный Вадим щелкнул пальцами. – Самое оно! А я тут кумекаю: Железная Леди, ну как-то так.

Дверь чуть-чуть приоткрылась, и из-за нее донеслось деликатное покашливание упоминавшегося выше пациента Девы Железной Воли.

– Прошу прощения, господа. Надеюсь, не прервал вас…

– Нет-нет, граф, все в порядке, – успокоил я камергера. – Что вам угодно?

– Я весьма благодарен за ужин, – кланяясь, не сгибая спины, проговорил Пино. – Но, видите ли, время уже близится к закату. Мне во что бы то ни стало необходимо быть во дворце.

– Да, конечно! Мы с Вадимом как раз говорили об этом, – согласно кивнул я. – Он сейчас же отвезет вас ко двору. – И, повернувшись к Ратникову, добавил: – Не задерживайся. Ты мне понадобишься здесь.

Общего, практически семейного ужина не получилось. Вадим увел де Бура, спешащего вновь приступить к несению придворной службы, и я остался один в комнате перед накрытым столом.

– Делли, – я заглянул в опочивальню, где все еще хлопотала над нашим подопечным заботливая фея, – ты скоро?

– Да-да, иду, – тихо проговорила верная соратница, поднося палец к губам. – Только тс-с! Он заснул, не разбуди!

Через несколько минут мы уже сидели за столом, сопровождая поглощение содержимого выставленных перед нами блюд ненавязчивой беседой. Признаться, магические перипетии последних дней порядком утомили меня, да, вероятно, и Вадима. Впрочем, могутный витязь все еще воспринимал творящееся вокруг чародейство как сказку, в которую ему довелось попасть, но мне-то приходилось выстраивать логические конструкции, включающие столь эфемерные пункты, как наведенные чары, когти загадочной птицы Гру, тормозные пути дракона и тому подобные нелепости! Голова гудела от этой дребедени! Пытаясь отогнать грустные мысли, я пустился в отвлеченную беседу ни о чем, как пускается в плавание вокруг света измученный бытовыми склоками англичанин.

– Скажи, Делли, а что за песни мне тут пел Вадим о том, будто графу де Буру за Хребтом Дева Железной Воли нагадала богатство, знатность и прочий джек-пот?

– Ну что ты, Виктор, – уписывая с завидным аппетитом омлет из перепелиных яиц, покачала головой фея. – Вадим ошибается, Дева Железной Воли никому не гадает. Она может определить судьбу, это да.

– То есть как – определить? – Я удивленно поднял брови. – Она что же, может управлять событиями?

– Каждый человек в той или иной мере управляет событиями, – пожала плечами фея. – А она… Ну, в общем, это трудно объяснить, но я попытаюсь. Представь себе, что очень много народу в едином порыве страстно желает, чтобы произошло что-то определенное.

– Легко, – кивнул я. – Помню, когда чемпионат мира по футболу проходил, то все отечественные миллионы населения желали победы нашей сборной. Результат плачевен.

– Нет, это совсем другое, – досадливо поморщилась кудесница. – В твоем случае каждый хотел сам по себе, а здесь эти желания превращаются в единый поток. Понимаешь?

– Нет, – покачал головой я. – То есть теоретически да, но как это выглядит на практике – не представляю.

– Как бы тебе это объяснить… Впрочем, ты слышал историю этой самой Девы?

– Откуда? – удивился я. – Я и о ней-то краем уха какие-то россказни слыхивал. То она театрального импресарио в камергера превращает, то буреломные деревья заставляет ходить…

– Все наверняка сложней, – поморщилась Делли. – Но давай лучше по порядку. – Она набрала в легкие побольше воздуха, готовясь к эпическому рассказу. – Давным-давно, века два тому назад, в Империи Майна, правда, тогда еще не бывшей империей, жил человек по имени Якоб Афуль. Это был весьма талантливый и добрый человек, мечтавший о том, чтобы люди, его окружавшие, жили в мире, тепле и достатке. А поскольку по профессии и призванию он был размысл[30], мысли и чувства господин Афуль выражал при помощи своего искусства. Он связывал мостами берега рек, и страны, разделенные прежде непреодолимыми бурными потоками, словно протягивали друг другу руки. Он возводил невероятные башни, знаменующие совершенство и могущество человеческого разума, и всякий, глядевший вниз с этих башен, мог видеть, как хорош мир, в котором он живет, как уютны дома, окруженные садами, здесь и там разбросанными вокруг башен мастера Афуля.