📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгПриключениеНаследник - Гэри Дженнингс

Наследник - Гэри Дженнингс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 69 70 71 72 73 74 75 76 77 ... 111
Перейти на страницу:

— Матео? Этот picaro? Он кабальеро?

Моя собеседница прикрыла лицо веером и взглядом дала понять, что и так сказала больше, чем намеревалась. Я понимал, что донья Ана не та женщина, из которой легко выудить сведения, и оставил эту тему, хотя неожиданно для себя осознал, что о своём закадычном приятеле Матео почти ничего не знаю. Мне неизвестно ни кто его родители, ни даже где он родился.

Сколь же, однако, непроста его жизнь.

— Мне говорили, что совсем ещё юной девушкой ты сбежала с актёром из бродячей труппы. Не этого ли человека я называю своим другом?

Ответом мне была улыбка.

— Могу ли я чем-то отплатить за столь ценные наставления по части светских манер?

Веер снова заплясал перед её лицом.

— Граф, мой покровитель, любит похваляться своими подвигами в постели, но силён он только на словах.

Ана встала со стула, присела на кушетку рядом со мной, и её рука скользнула мне между ног. Я носил не шерстяные штаны, а модные шёлковые панталоны в обтяжку, и мой реnе затвердел и напрягся при первом её прикосновении.

— Если граф узнает, что ты стал моим любовником, тебя убьют. Но ты не находишь, что опасность придаёт любви особую сладость?

Матео предупреждал меня и насчёт её чар, и насчёт ревности графа. Однако что толку? Оказалось, я слишком слаб, чтобы противостоять ухищрениям женщины.

110

Так началось превращение неуклюжего провинциала в светского кабальеро.

Что меня больше всего раздражало, так это необходимость для усыпления бдительности графа играть роль содомита. Это требовало наряда, никак не соответствовавшего моим вкусам, но после долгих споров мы остановились на щегольской рубашке из жёлтого шёлка и камзоле цвета, который Ана назвала «провокационно розовым».

— Брат Лемоса будет как раз из той компании, что ходит в «заднюю дверь», и одевается он именно таким образом, — пояснила Ана. — Если граф увидит моего спутника одетым на манер родного братца, это развеет все возможные подозрения.

Аййя, оййя! Сколь же затейливыми тропами водит нас порой жизнь!

В обмен на согласие корчить из себя франта с противоестественными наклонностями Ана многократно приглашала меня войти в её «переднюю дверь» и плюс к тому познакомила с развесёлой жизнью театрального сообщества Севильи. Тут-то до меня дошло, почему церковь отказывается хоронить актёров на освящённой земле. Кроме того, все эти пирушки и приёмы подчёркивали разницу между Испанией и Новой Испанией. Театрализованные праздники вроде тех, в которых мне довелось участвовать, в Мехико были бы немыслимы. Так, на одном приёме в Севилье гости нарядились персонажами из «Дон Кихота» и «Амадиса Галльского», но вели себя при этом как римские сатиры во время оргии. Я стремился познакомиться с театральной жизнью поближе, и Ана охотно позволяла повсюду её сопровождать. Хотя сама она больше на подмостки не выходила, но в актёрской среде была своей, и её суждения по поводу представлений, порой высказанные в выражениях, достойных мушкетёров, ценились как мнение знатока.

Первый спектакль, на который она меня взяла, я смотрел, вытаращив глаза.

От Матео я знал, что сцену для представлений лучше всего устраивать на свободной площадке, окружённой двумя или тремя примыкающими домами. В Севилье подмостки располагались так же, но всё было куда совершеннее. Находившийся между двумя длинными зданиями сценический помост накрывался полотняным навесом, протянутым с одной крыши на другую. Напротив сцены размещалась уставленная рядами скамей площадка с сидячими местами, она называлась banco. Позади banco располагалось патио для публики попроще, партер, или «яма». Там толпились мясники, булочники и, конечно, гроза всякого театра, ужасные mosqueteros — зрители с задних рядов, способные засвистеть, затопать, зашвырять мусором актёров и сорвать любую пьесу.

Позади «ямы» находилась grada — ступенчатое возвышение с рядами кресел под деревянной, поддерживаемой столбами крышей, предназначенное для публики почище. Ну а над амфитеатром gradas располагались aposentos — ложи для самых богатых.

— Первоначально aposentos назывались комнаты с окнами в примыкавшем доме, — пояснила Ана, — но потом владелец театра догадался, что, построив свои поднимающиеся террасой ряды, будет собирать большую входную плату.

Места по сторонам от aposentos — это пользующаяся дурной репутацией cazuela, так называемая кастрюля, или галёрка. Ана объяснила, что там собираются женщины из низших классов, и, хотя я, как узнала она от Матео, раньше бывал в театрах и знаком с вульгарным фиглярством мушкетёров, даже им далеко до того, как выражают своё недовольство пьесой или кем-то из актёров завсегдатаи cazuela.

Отправившись на представление в экипаже Аны, мы взяли с собой её подругу Фелицию, женщину несколькими годами моложе её и почти столь же чувственную с виду. К моему удивлению, обе подруги поехали в масках, переодевшись в мужское платье. Причём не дворянское, а простонародное.

— Когда идут пьесы не благочестивого религиозного содержания, у женщин из общества принято появляться на представлениях в масках.

— Чтобы оставаться неузнанными?

— Чтобы женщин узнавали по их спутникам. Такая вот особая скромность — светскую даму никто не должен видеть на представлении. Кроме других светских дам.

— О!

Признаться, из этого объяснения я понял лишь, что имею дело ещё с одной непостижимой женской тайной.

— Ладно, а зачем мужское платье? Или в Севилье принято, чтобы, посещая театр, женщины переодевались мужчинами?

— Разумеется, нет, — ответила Фелиция. — Мы просто хотим иметь возможность публично комментировать пьесу.

И снова я остался в недоумении — нежели лучше критиковать пьесу в мужском платье, чем в женском? Но когда они обе вышли из кареты с корзинками помидоров, начал подозревать, что не всё так просто. Особенно когда мне велели взять билет в патио.

— Мычтоже, будем смотреть пьесу в «яме»? — изумился я. — В компании мушкетёров?

Но по блеску в их глазах догадался, что я попал в руки одержимых вроде Матео. Правда, вскоре мне предстояло убедиться, что по части сумасбродства эти ряженые переплюнут и его. Пьеса считалась уступающей лишь «Дон Кихоту», величайшему шедевру испанской литературы, однако вызывала много споров.

— Святая инквизиция никак не определится насчёт «Селестины», — сообщила Ана. — Её то вносят в запрещённые списки, то вычёркивают. Когда издаются запреты, они игнорируются, а арестовать автора или исполнителей никто не решается, опасаясь возмущения публики.

«Дон Кихот» научил нас смеяться, потешаясь над идальго и всей той романтической чепухой, что содержится в рыцарских романах, но «Селестина» трогает наши души.

Мы, испанцы, созданы из огня и крови, мы ненасытны и щедры, глупы и блистательны. В наших сердцах Бог, но в мыслях обитает дьявол. И в образе этой непутёвой потаскухи, Селестины, воплощены наши лучшие и худшие черты.

1 ... 69 70 71 72 73 74 75 76 77 ... 111
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?