Дочь лучшего друга - Тиана Тесса

Всё то, что было между нами, прямо сейчас проносится вихрем, мелькает перед глазами яркими сценами и завершается неутешительной вишенкой на торте — всё это началось, чтобы прямо сейчас закончиться так же ярко.

Но несмотря ни на что, бьется мысль — он знает! Понял. Там, в темноте, целовала его я! Он убьет меня неизбежной правдой позже, а сейчас мне просто хорошо. Но горечь постепенно охватывает: вот он мой, я его касаюсь, чувствую шершавую промокшую ткань пиджака под ладонями, вдыхаю аромат, головокружительный, опьяняющий, слышу горячее дыхание совсем рядом… И разрешаю себе в последний раз побыть счастливой.

Нельзя забираться так высоко — потом очень больно падать вниз. Но сейчас мне на это плевать: если кто-то свыше дал попрощаться со своими мечтами, то так тому и быть. И к черту, что будет потом. Через миг, через минуту, через час, завтра?

«Здесь и сейчас» становится моим спасением и моей болью.

Вжимаясь в Рому, слышу его шепот:

— Сашка, надо идти.

Рома прав. Перед смертью не надышишься, поэтому, преодолевая тяжесть в коленях, отступаю на шаг. Смиренно киваю, хотя видеть меня Рома, конечно, не может. Собираюсь развернуться, но Борцов хватает меня за руку. Я слышу, как он усмехается. Весело ему? Везёт. Хотя он и не обязан чувствовать то же, что и я.

Роман вдруг резко притягивает меня к себе и снова целует. Нежно, как никогда раньше, едва касаясь губами. Он убивает меня этой нежностью, словно вкладывая в этот поцелуй наше прощание. Мне вдруг до дрожи в коленках хочется сказать, что я люблю. Прошептать, прокричать. Но останавливаю себя — обременять Романа своими чувствами не лучшая идея.

— Спасибо. За то, что был. Никогда тебя не забуду, — произношу тихо, как только прерывается поцелуй.

— Сашка… — шепчет горячо Рома в ответ.

Но я больше не могу сдерживать подступающие слёзы. Резко отталкиваю Борцова и бегу вверх по ступенькам. В висках бьется собственный пульс, внутри всё сводит от горького осознания, а к горлу подкатывает ком. Я не слышу, есть ли позади шаги, но догадываюсь, что вряд ли. Достаю ключ и отворяю дверь в мой личный ад.



— Я же обещал, значит, приеду, просто надо было доделать кое-что, — улыбаясь, успокаиваю маму по телефону.

Говорим ещё минут пятнадцать, в течение которых успеваю несколько раз заверить, что поел и, конечно, надел шапку. Прощаясь с матерью, невольно усмехаюсь.

Даже в юности не отчитывался так, как теперь, видимо, расплачиваюсь за свое невнимание на протяжении многих лет. И если уж начистоту, сейчас это совершенно не раздражает. С тех пор, как мать выкарабкалась, я радуюсь любому разговору с ней. Болезнь, которая грозилась забрать у меня родного человека, не смогла завершить своё черное дело и обернулась для нас взаимным прощением. Мы вырвали этот шанс, и упускать его я точно не собираюсь.

Сидя в московском офисе, просматриваю отчёт о строительстве объекта. Тендер я таки выиграл, вовремя завязал с Черновым знакомство, а иначе ушел бы заказ к конкурентам. Подрядчика выбрал надежного, дело движется, даже слегка опережая указанные сроки. После подписания бумаг больше я там не появлялся. Да и вся моя жизнь тут, в Москве. Только вернувшись, осознал это.

Встаю и подхожу к огромному витражному окну, открывающему вид на хмурый город. С неба срываются пушистые хлопья, словно некто сверху внезапно вспомнил: не за горами новогодние праздники. Я равнодушен к явлениям природы, но кое-что по ту сторону стекла меня действительно завораживает.

Разглядываю офисные здания, что подпирают друг друга, соревнуясь в величии. Они буквально кричат о статусе каждого, кому по карману помещение в этих бизнес-центрах. А это доступно лишь тем, кто знает свои цели. Кто не мешкает и принимает решения, сохраняя холодный рассудок при неутолимой жажде успеха. Да, Роман Борцов из таких. При этом я нахожусь в гармонии с собой, руководствуясь правилом трех «С»: спорт, сон, секс. Невольно усмехаюсь. Кое-что поменялось.

Вспоминаю события полугодовой давности, да как такое вообще можно забыть? Возвращение в родной город стало настоящей взрывной волной, накрывшей мою размеренную, идущую по чёткому плану жизнь. Хотя надо признать, сейчас я уже куда реже вспоминаю о случившемся. В Москве некогда думать о прошлом, всегда что-то происходит. К тому же, у меня новая помощница, такая горячая, что не даст заскучать.

Смотрю на часы и понимаю, что нет никакого желания ужинать в одиночестве в пустой квартире.

Я собирался выехать только утром, но сейчас не вижу поводов откладывать поездку: рабочие вопросы улажены, и вскоре я мчусь по трассе, разрывая встречный ветер своими намерениями.

Въезжаю в город, когда в окнах тут и там появляется свет, и в груди начинает расти волнение. Ну ты, Борцов, блядь, даешь. Как пацан, ей-богу.

И хотя обещал матери, что сразу поеду к ней, вместо того, чтобы свернуть в нужный переулок, ведущий к ее дому, проезжаю прямо. Снова накатывают воспоминания, и вскоре уже паркую машину около дома Костровых. Несколько минут сижу в автомобиле, сам не знаю, почему. У дверей подъезда мне везёт, выскакивает какой-то парнишка, и я, придержав дверь, захожу внутрь.

Неспешно поднимаюсь по ступенькам, остановившись у массивной двери, поднимаю руку и жму на звонок. Дома однозначно кто-то есть, в окнах я видел свет, когда подъезжал. Но открывают мне не сразу, приходится ещё раз позвонить. Слышится женский голос: кажется, Ира кричит, чтобы открыли дверь. И почти тут же вижу на пороге хмурого Мота.

Он с минуту смотрит на меня серьезным взглядом, позади появляется Ирина, удивленно кивает. А я поглядываю за их спины и жду, когда появится та, которую мне до безумия хочется увидеть. Но в коридор больше никто не выходит.

— Её нет дома, — говорит Ирина, замечая мой взгляд, и когда я уже собираюсь задать вопрос, Матвей вдруг замахивается.

Честное слово, на долю секунды я прихожу в растерянность, потому что этого никак не ожидаю. Что, блядь, за… Додумать не успеваю, этой же рукой Мот хлопает меня по плечу и ухмыляется.

— Нет, я всё ещё хочу тебе хорошенько врезать, но ведь уже сделал это. Проходи, — говорит он, по-прежнему поглядывая исподлобья.

Качаю головой.

— Мы ведь уже всё выяснили.

— Я по-прежнему её отец.

— Матвей, — это Ирина подает голос.

Костров поднимает руки, будто сдается, и даже улыбается краем губ.

— Ты бы свои глаза видел, — бросает он мне.

Качаю головой. Мот такой Мот. Даже сейчас.

Мы проходим в кухню, Ира разливает по чашкам чай, Костров же скрывается в кабинете, но вскоре снова появляется в кухне с документами.

Бегло просматриваю бумаги, хотя и так уверен, что с объектом полный порядок. Киваю и поднимаю взгляд на Мота. Смотрит тот настороженно.