Крым 1941. Битва за перешейки - Анатолий Юновидов

Неизвестно, провел ли Сталин в какой-либо форме разъяснительную работу с Кузнецовым относительно принятой директивы и позиции ВМФ в обороне Крыма, но для вице-адмирала Октябрьского разрешившийся конфликт имел и другие последствия, выходящие за рамки принятой директивы.

В тот же день заместитель наркома ВМФ адмирал Исаков приказал Военному совету ЧФ все необходимое для частей Красной Армии в Крыму выдавать из ресурсов флота. Вице-адмиралу Левченко было предложено потребовать от Военного совета ЧФ снабжения частей 51-й армии всем, что имеет флот, до организации новой линии их снабжения и доставки грузов из Новороссийска в Керчь и Севастополь. Исаков также прямо указал Октябрьскому, что «Красная Армия защищает главную базу флота и выполняет единую задачу с флотом, поэтому ведомственный подход к делу недопустим».

Невозможность перегруппировки стала очевидной уже утром 28 октября, когда немецкие части возобновили наступление. Основной удар на этот раз был нанесен не в центре, где он казался наиболее вероятным, а на левом фланге армии, силами 73-й пехотной дивизии.

Здесь противник сосредоточил свои усилия против 42-й и 40-й кавалерийских дивизий, являвшихся самыми слабыми звеньями в системе обороны Приморской армии. При активной поддержке артиллерии, авиации и стянутой на левый фланг немногочисленной бронетехники немецкие подразделения сразу рванулись вперед, практически навязав обескровленным кавалерийским частям, почти не имевшим тяжелого вооружения, бой на уничтожение.

Немецкая авиация сконцентрировала свои удары на остатках артиллерии обеих дивизий, уничтожив шесть орудий, после чего легкие танки, бронеавтомобили и самоходные орудия противника, обычно державшиеся очень осторожно, вместе с пехотой пошли прямо на позиции кавалерийских полков. Во время этого ожесточенного боя немецкой бронетехникой были разгромлены командные пункты нескольких полков, на которых, как сообщил штаб Приморской армии, «два к[оманди]ра и комиссара полка были раздавлены танками». Как доложило командование армии в штаб войск Крыма, «напряжение боя все нарастает».

Полки обеих дивизий были смяты уже в первые часы боя и стали откатываться на юго-запад. Части 40-й дивизии отошли за Фёдоровку, а части 42-й дивизии — к деревне Комары русские.

Ввиду важности этого участка руководство боем на нем было поручено бывшему начальнику штаба Одесского оборонительного района генерал-майору Шишенину. К этому времени в каждой дивизии оставалось не более чем по 300 сабель и почти не имелось артиллерии. Для обеспечения фланга армии и ликвидации прорвавшегося противника в бой был введен один из последних резервов армии — свежий 1330-й стрелковый полк (бывший 1-й морской) 421-й СД, ранее сосредоточенный в районах Будёново и Софроновка.

Одновременно с этим Шишенин слил остатки обеих кавалерийских дивизий в одну группу и вновь ввел в бой для поддержки контрудара полка. Моряки, поддерживаемые кавалеристами, завязали упорный бой с частями 73-й пехотной дивизии, также понесшими значительные потери в утренних боях.

Бой принял исключительно упорный характер и продолжался в течение всего дня — 11 часов. Батальоны 1330-го СП неоднократно контратаковали противника, пытаясь ослабить его давление на фланг армии. Ценой больших потерь им удалось сбить противника с двух высот и захватить одну тактически значимую переправу. Положение полка несколько облегчило то, что противник не смог задействовать против него значительных сил авиации. Применение одиночных немецких истребителей для штурмовки боевых порядков полка особых результатов не дало, и немецкое командование пришло к выводу, что эффективнее использовать их в качестве корректировщиков артиллерийского огня, которых также не хватало.

К вечеру части, возглавляемые Шишениным, отбили у немцев Ташкуй, Фёдоровку и Комары немецкие. Однако этот временный и, по большому счету, ненужный успех стоил большой крови. Сводная кавалерийская группа за время боя потеряла половину своего и без того немногочисленного состава.

На правом фланге Приморской армии бои в этот день носили менее интенсивный характер. Сказывались потери, накануне понесенные противником на этом участке. Только в полдень немецкие части перешли в наступление, пытаясь с обоих флангов охватить 95-ю СД. Однако все их попытки были вялыми. Противник даже не вел интенсивный огневой бой стрелковыми частями, ограничиваясь периодическими артиллерийскими налетами.

Разведчики и саперы, снова окопавшись, стойко удерживали свои позиции. На этот раз противник попытался сразу перейти в ближний бой. Мелкие группы пехоты, рассредоточившись, стали перебежками приближаться к позициям батальонов. Однако пулеметы и автоматы разведчиков и прицельный огонь саперов помешали им это сделать.

Тогда противник выдвинул в боевые порядки пехоты пушку. Ведя огонь прямой наводкой, она заставила замолчать советские пулеметы. Командир 90-го СП, которому были оперативно подчинены батальоны, вызвал огонь одной из поддерживающих его батарей 397-го артиллерийского полка. Батарея подавила немецкую пушку и прижала к земле немецкую пехоту.

После этого немцы снова сменили тактику и попробовали использовать складки местности. В голой степи это сделать было довольно сложно. Но в 500–600 метрах перед позициями 48-го ОСБ обнаружилась небольшая лощинка, поросшая молодым лесом. Немецкая пехота стала сосредотачиваться в лощине и установила на южной опушке посадок станковый пулемет. Политрук 3-й роты батальона Ивашин, перед участком которого был установлен пулемет, принял меры к его уничтожению и сформировал группу из 8 добровольцев для вылазки к переднему краю противника. Возглавил группу младший сержант Семыкин. Он уговорил политрука обождать до вечера, а затем «сходить на ужин к немцам». Ивашин согласился, подумав, что Семыкин собирается просто дождаться темноты. Но оказалось, что младший сержант, тесно общавшийся в последние дни с разведчиками, мыслит значительно шире.

В сумерках группа Семыкина выдвинулась на нейтральную полосу и в темноте скрытно приблизилась к посадкам. Расчет немецкого пулемета не успел открыть огонь — саперы забросали его ручными гранатами. Но после этого Семыкин и не подумал возвращаться в расположение, а атаковал ближайшую полевую кухню. После того как бойцы вернулись, груженые немецкими термосами, Ивашов понял, что имел в виду Семыкин, говоря о визите на ужин.

На правом фланге 95-й дивизии события развивались похожим образом. Немецкая пехота несколько раз пыталась перебежками приблизиться к позициям полков и, встретив огневое сопротивление, быстро откатывалась назад.

С утра 29 октября немцы принялись деятельно развивать достигнутый накануне успех. Их пехота продолжила наносить удары по флангам Приморской армии. На левом фланге немцы пытались отрезать армию от Каркинитского залива, а на правом — еще больше отжать ее от 9-го корпуса.

В обескровленных дивизиях Приморской армии уже почти не оставалось бойцов. Наибольшие потери понесли слабо вооруженные кавалерийские дивизии бывшей группы Аверкина, изначально формировавшиеся по сокращенному штату. В 42-й кавдивизии осталось всего 100 сабель, в 40-й — около 200. Из стрелковых дивизий наиболее тяжелым было положение 172-й, в которой осталось всего 250 штыков и совсем не осталось автоматического оружия. В 95-й СД оставалось 400 штыков, во 2-й КД — около 400 сабель. Несколько меньшие потери понесла 25-я СД, в которой насчитывалось около 1500 штыков и сильно ослаблен был только 54-й СП, оставшийся в составе одного батальона (ЦАМО РФ, ф. 288, оп. 9900, д. 33, л. 35). По сути, она являлась единственным боеспособным соединением армии, не считая 421-й дивизии, находившейся в резерве командования вооруженными силами Крыма.