Особые отношения - Дуглас Кеннеди

— Салли Гудчайлд? Это Джинни Рикс. Мне сообщили, что вы вчера звонили, Что-то срочное, как я, понимаю?

— Да, мой муж исчез вместе с нашим сыном.

— Исчез? В самом деле?

— Ну, не бесследно, конечно. Пока я была за границей, он получил разрешение суда на проживание с сыном…

— Знаете, — перебила она, — наверное, лучше обсудить это при личной встрече. Если вас это устроит, мы можем встретиться в конце недели, скажем в пятницу, в четыре часа.

— Но это же через два дня.

— Боюсь, это лучшее, что я могу предложить. Многие пары хотят разводиться именно сейчас. Так что, согласны вы на пятницу?

— Конечно.

— Вы знаете, как нас найти?

— И она дала мне адрес конторы на Чансери-Лейн[34].

Ближе к вечеру мне позвонила Маргарет, и я упомянула, что мне удалось договориться о встрече с адвокатом из «Лоуренс и Ламберт».

— Ну что ж, для начала уже что-то.

— Правда, она не может встретиться со мной в ближайшие два дня и вообще… не знаю… может, я сужу раньше времени, один телефонный разговор — не показатель, но она так высокомерно, так презрительно со мной говорила.

— Они все этим отличаются, — высказала свое мнение Маргарет.

— А Александр не знает тут еще хоть кого-нибудь?

— Я могу еще раз его спросить, но, пока я дозвонюсь ему, а потом опять тебе, это уже будет завтра, а к тому времени, как ты дозвонишься в фирму и договоришься о встрече…

— Все ясно, я тебя поняла.

— А у тебя там нет каких-нибудь друзей, кто бы мог порекомендовать адвоката?

И снова тот же вопрос: нет ли у тебя друзей в Лондоне? Развернутый ответ на него был таким: я приехала сюда беременной и была поглощена заботами о нашем доме. Потом я загремела в больницу с высоким давлением. А с тех пор… да, все шло не по самому благоприятному сценарию. Вот так и получилось, что мне в этом городишке не на кого опереться. А виновата в этом только я одна.

— Нет, я тут и не знаю толком почти никого.

— Ну, ты только не убивайся по этому поводу, — сказала она. — У меня было то же: прошел год с лишним, пока я с кем-то завязалась в Лондоне. Такое уж это место.

— Я так хочу увидеть Джека.

Хочу — не то слово. Я ощущала настоящую физическую боль.

— Я просто представить себе не могу…

— Даже не говори…

Следующие двое суток показались мне адом. Я пыталась хоть чем-нибудь себя занять. Как следует убралась в доме. Два раза. Позвонила в свой старый банк в Бостоне, попросила обналичить бумаги и перевести мне всю сумму. Антидепрессанты я принимала регулярно, как автомат, — и не раз задавала себе вопрос, как бы я все это выдержала без них. Наверное, уже впала бы в безумие. Но пока мне каким-то образом удавалось прожить день до вечера. Я даже позвонила секретарше Тони и извинилась за сцену в Уоппинге.

— Вам совершенно не за что просить прощения, — ответила Джудит Крэндолл. — Я вас так понимаю.

— А вы не можете мне объяснить, почему ушел Тони?

Молчание. Затем:

— Салли… не подумайте, что я полностью на стороне Тони, просто… мне кажется, я не должна вмешиваться в ваши дела… это не мое дело.

— Но скажите, Тони рассказывал вам о моей… болезни?

— Да… он упоминал, что вам… нездоровится.

— Значит, о моих делах вы знали довольно много. А значит, наверняка вам было известно и о той женщине, с которой он от меня сбежал.

— Это… неудобно.

— Мне просто необходимо с ним поговорить. То, что он затеял, несправедливо и нечестно.

— Простите, Салли. Но я правда ничем не могу вам помочь.

Я позвонила заместителю Тони, Саймону Пинноку. Он также вилял — и, как мне показалось, чувствовал себя слегка униженным из-за того, что позволил вот так припереть себя к стенке этой настырной жене бывшего шефа.

— Я на самом деле понятия не имею, почему он сделал то, что сделал, — бормотал он, не в силах скрыть нервозности.

— Перестаньте, Саймон, — сказала я. — Думаю, вы знаете.

— Я вынужден извиниться перед вами, мне необходимо бежать, начинается совещание…

Я даже попробовала позвонить сестре Тони, с которой я не была знакома. Она давным-давно не общалась с братом — много лет назад у них вышла ссора, в причины и подробности которой он не вдавался. Я проявила изрядную настойчивость и после долгих поисков в Интернете раскопала ее номер в телефонном справочнике Восточного Сассекса, где она сейчас жила. Впрочем, она не выказала горячего желания со мной общаться.

— Мы с Тони много лет не разговаривали — с чего бы ему сейчас мне звонить? — ответила она на мой вопрос.

— Я просто попытала счастья.

— Давно вы с ним женаты?

— Около года.

— И он уже вас бросил? Шустрый малый, ничего не скажешь. Да только, скажу вам, меня это не удивляет. Поиграть да бросить — это как раз в его духе.

— Вы хотите сказать, что он проделывал такое и раньше?

— Все может быть.

— Это не ответ.

— А к чему мне вообще отвечать на ваши вопросы? Особенно раз вы выбрали такой тон для разговора со мной…

— Я не выбирала..

— Да уж выбрали. А я, между прочим, вас знать не знаю… и вообще…

— Пожалуйста, извините, если я обидела вас, я этого вовсе не хотела. А…

— Я не желаю больше с вами разговаривать.

И она положила трубку.

Я сжала виски обеими руками, поздравляя себя с очередной своей победой, торжеством такта и дипломатичности. Из-за врожденного, типично американского неумения говорить обиняками, из-за привычки называть вещи своими именами я раз за разом терпела здесь поражения. Неужели месяцы жизни здесь ничему меня не научили?

И я твердо решила, что завтра на встрече с Вирджинией Рикс буду вести себя идеально. На метро я добралась до Чансери-Лейн задолго до назначенного времени и слонялась целый час, дожидаясь половины четвертого.

Контора «Лоуренс и Ламберт» находилась в одном из одинаковых домов, плотным рядом выстроившихся вдоль улицы. Внутри здание было шикарно отделано. У дверей стоял охранник, который зарегистрировал меня и проверил, действительно ли мне назначено. Затем я направилась к лифту, поднялась на третий этаж и оказалась в симпатичной, современной приемной, со сверкающей хромированной мебелью и стопкой свежих газет на журнальном столике. Пока секретарша вызывала по телефону Вирджинию Рикс, я села и стала просматривать прессу, старательно избегая «Кроникл».