Павел Чжан и прочие речные твари - Вера Богданова

– Дольше.

– Ты что, следишь за мной? Почему? Кто заказал тебе…

– Я не могу сказать. Так ломанул или нет? Глянул папку своего?

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Павел не смотрел в сторону Елжана, но чувствовал пристальный взгляд щекой и ухом и, сам того не желая, покраснел. Размял онемевшие пальцы, а сердце колотилось прямо из глотки, билось за кадыком, трусливо, как у травоядного.

Даже позвать на помощь некого, случись что, лишь камера будет безмолвно наблюдать. Нужно потянуть время и выйти на первой же остановке.

– Нет? Мы думали, ты давно уж посмотрел. Раньше ты так не стеснялся.

– Кто «мы»?

– Не важно. Проверь папку. Проверь еще Чжу Пэна, например, и сразу всё поймешь.

– Того самого Чжу Пэна?

– Да. Или Ли Даи. Или Ху Цзишэнь.

Павел что-то слышал о них. Блогеры-любители, а может, журналисты, – он не помнил.

А в центре адаптации Елжан казался вполне нормальным. Веселый парень, простой, как дыра от бублика, такой же, как десятки прочих. Откуда он, из «Контранет»? Или обычный псих?

– И как я тебе это сделаю? Если нужно кого-то пробить – обратись в полицию, пусть они этим занимаются.

Глаза над маской сощурились – Елжан улыбался.

– Идти в полицию нет смысла, там давно все в курсе. И тебе лучше туда не соваться лишний раз. Ты – очень ценный кадр, Чжан. У нас для тебя есть дело.

– У кого «у нас»? – снова попытался Павел. – И что с отцом, что ты о нем знаешь?

Елжан вскинул руку, и Павел вздрогнул. Заметив это, Елжан усмехнулся, почесал нос под маской и вернул руку в карман.

– Да не ссы, не трону я тебя.

Поезд с гулом снизил скорость, подъехал к станции, и двери открылись, впустили легкий запах гари. Елжан успел встать прежде Павла и выщелкнул сигарету из пачки «Хунхэ».

– Проверь, – повторил он, салютовал и вышел.

Той ночью Павлу снился сон. На горизонте – зарево, яркая гематома взрыва. Павел спешит по улицам, сбивая ноги, дергает прохожих за рукава, говорит мамочкам с колясками, детям на площадках, старикам на лавках, всех просит, чтобы прятались, но никто его не слышит. Жизнь течет дальше, к неумолимому концу.

Он видит Соню в медицинском кабинете. Внешней стены в больнице нет, и внутренности видно с улицы: кукольный домик с кукольными кушетками и лампами, стены в плиточной глазури, матово-белой, как драже. Соня сидит, к ней со спины крадется медсестра с иглой, на кончике иглы поблескивает чип. Игла всё ближе к шее, Соня сидит и смотрит на экран, где крутят ролики «Премьера», сцепила руки на коленях. Павел кричит, она его не слышит.

Павел попадает в прошлое, на двадцать лет назад, в густой синеватый сумрак между пятиэтажками в оцеплении кустов и припаркованных машин. Под окнами одной разложен шаткий стол. На нем бутылка водки, огурцы и рыба, баклажка пива, чтобы водку запивать, и пачки сигарет. Около собрались мужики, хохочет Зайцева в розовой кофте в облипку, позирует для видео, танцует, пачкая колготы. Через листву сочится отсвет фонаря, падает полосками, и Павел видит Игоря. Тот курит, прикрыв глаза, лицо его расплылось, покраснело с возрастом, предплечья в выцветших наколках, под ногтями ободками грязь. Он кричит, чтобы ему налили. В ответ орут с балкона дома, чтобы заткнулся, дети спят, но срать он хотел на всех детей, пошла вон, тварь, наливай, Толян.

Он тоже не слышит Павла.

Впереди башня «Диюя», покинутый бетонный столб полкилометра высотой. Лифт не работает, Павел идет по лестнице, этаж за этажом, тридцатый, сороковой, выход на крышу. Толкает дверь плечом. Выходит в небо.

Павел летит обратно вниз, сороковой этаж, тридцатый, а рядом с ним Краснов. Он держит Павла за руку, сжимает пальцами запястье, притягивает ближе и шепчет хрипло на ухо, что больше не покинет никогда. Никогда, Павлуша, слышишь?

Никогда.

Кофе на столе пах жженой горечью, на вкус был как заваренный уголь. Но Павел поставил офисную кофемашину на один американо в час и по сигналу в арках подходил за дозой.

После встречи с Елжаном он всю ночь промаялся: сперва снились кошмары, и он всё падал, падал, бесконечно, под бесконечный шепот в ухо, а затем проснулся и уже не смог уснуть. Что-то стучало по оконному отливу коготками, скреблось в стекло. Павел вскочил, но между пластиковой рамой и решеткой не было ничего. Затем зажурчало в ванной, у душевой включались разные программы, и из-под двери по коридору растекался зеленоватый свет.

Павел не стал туда заглядывать, он просто закрыл глаза, но сон не шел. Снова и снова он прокручивал короткий разговор с Елжаном – если его на самом деле звали так. Как Елжан узнал об отце? Получается, он следил за Павлом. Но зачем это ему? Зачем им Павел, кем бы те «они» ни были?

В общем, на пятой чашке кофе Павел забрался в базу, посматривая через стёкла на пахучего соседа и закрытый кабинет Син Вэя. Честно говоря, он ожидал чего угодно, даже объявления Елжана в розыск, но Нургалиев Елжан Юрьевич две тысячи двадцать девятого года рождения оказался мертв. Погиб через месяц после завершения учебы в центре адаптации, сухая пометка: «несчастный случай».

Что еще за черт?

Павел выпрямился в кресле, проверил снова. По данным чипа, Елжан действительно был мертв. Но Павел же видел его своими глазами. Говорил с ним.

Хотя Краснова он тоже видел иногда.

«Проверь папку. Проверь еще Чжу Пэна, например».

Чжан Шэнъюаней подходящего возраста в базе оказались тысячи, искать вручную нужную анкету среди умерших или живых было все равно что перекапывать стог сена в поисках иголки. Дату и место рождения отца Павел не помнил. Тогда он отобрал Чжан Шэнъюаней, выезжавших в Россию с 2020 по 2022 годы. Таких осталось меньше, четверть уже умерли.

Проснулась смутная надежда, которая все эти годы тлела глубоко под выглаженной офисной рубашкой, под блекнущими синяками от чужих пальцев и подростковым растянутым свитшотом. Павел просматривал анкеты покойных Шэнъюаней осторожно, нарочно медлил, боясь и одновременно ожидая, что на него глянет знакомое лицо. А может, и не глянет, может, отца вообще нет в базе. Или он числится под другим именем, и тогда его не разыскать.

Но Павел нашел его в итоге.

Отец выехал из Китая в две тысячи двадцатом. Пропал из виду спецслужб, потом заметка – работал гидом в Москве, временная регистрация, дальше жена (имя матери Павла, даты рождения и смерти), сын (имя Павла, дата рождения, номер чипа, пометка – «особое внимание»). В тридцать третьем отец вернулся («экстрадирован», так указали в анкете) и сразу отправился в тюрьму по обвинению в пособничестве террористам.

Его приговорили к пожизненному, а два года назад он умер. Несчастный случай, было написано в медкарте.

Мир подернулся рябью, будто сигнал сбоил. Свет ушел, мерцал где-то наверху зыбким пятном, а стены сдвинулись, нависли в полумраке. Павел онемел, ослеп, оглох. Он лишь моргал, отсчитывая удары сердца.