Русский Лондон - Сергей Романюк

Многие в правящих кругах России считали, что его взгляды на русское самодержавие были непозволительны для русского посла – «вряд ли можно сомневаться в том, что тринадцатилетнее пребывание в Англии, где до настоящего времени монархический принцип так мудро сочетается с широчайшей политической свободой, сильно повлияло на графа Бенкендорфа и внушило ему такие взгляды на русское самодержавие, которые казались преступною ересью его друзьям и сверстникам в России»[222]. Среди британских государственных деятелей он пользовался авторитетом и уважением, а с некоторыми его связывали узы дружбы. В декабре 1916 г. Бенкендорф заболел и вскоре – в январе следующего года – скончался, и представителем России остался временный поверенный в делах Константин Дмитриевич Набоков.

Он был профессиональным дипломатом, работал генеральным консулом в Индии и был переведен в Великобританию в начале 1916 г. первым секретарем посольства. О К. Д. Набокове пишет его племянник, писатель Владимир Набоков: «Константин Дмитриевич был худощавый, чопорный, с тревожными глазами, довольно меланхоличный холостяк… Жизнь его была не богата событиями, однако он смог дважды увернуться от судьбы, далеко не столь банальной, как сквозняк в лондонском гошпитале, убивший его в 1929-ом, – первый раз в Москве, 17 февраля 1905 г., когда его старший друг, вел. кн. Сергей, за полминуты до взрыва предложил подвезти его в коляске, и дядя ответил "Нет, спасибо, мне тут рядом" и коляска покатила на роковое свидание с бомбистом; второй раз семь лет спустя, когда он не поспел на другое свидание, на этот раз с айсбергом, вернув свой билет на "Титаник". После нашего бегства из ленинской России мы с ним часто видались в Лондоне. Наша встреча на вокзале Виктория в 1919-ом году осталась в моей памяти яркой виньеткой: отец, раскрыв по-медвежьи объятия, приближается к своему чопорному брату, а тот отступает, повторяя: "Мы в Англии, мы в Англии". Его очаровательную квартирку заполняли сувениры из Индии, к примеру, фотографии молодых английских офицеров. Он опубликовал "Злоключения Дипломата"[223], которые легко найти в больших публичных библиотеках, и перевел на английский язык «Бориса Годунова»; он присутствует – эспаньолка и все прочее (вместе с графом Витте, двумя японскими делегатами и благодушным Теодором Рузвельтом) – на фреске, изображающей подписание Портсмутского мира и находящейся слева в вестибюльном зале Американского Музея Естествоведения, – на редкость подходящее место для моей, выведенной золотыми русскими литерами, фамилии, увиденной мною, когда я впервые проходил здесь – вместе с коллегой лепидоптеристом (лепидоптерист – собиратель бабочек. – Авт.), сказавшим «Как же, как же» в ответ на мое приветственное восклицание».

К. Д. Набоков – один из персонажей повести Алексея Толстого «Эмигранты»: «…русский посол в Англии (назначенный Временным правительством) Константин Дмитриевич Набоков, изящный и выхоленный. Он привез из Лондона важные сообщения о русском вопросе… По его понятиям, приличные в высшей степени люди (комильфо) существовали только в Лондоне. Немецкая аристократия, кичащаяся готским альманахом (этой адресной книгой для брачных контрактов с коронованными особами), французские блестящие фамилии, смешавшие свою кровь крестоносцев с кровью еврейских банкиров, русское дикое, безграмотное, пропахшее водкой и собаками дворянство, не умеющее хранить ни земель, ни чести, ни блеска имен, – все это были варвары».

После Февральской революции посольства, ранее никак не общавшиеся с эмигрантами, должны были помочь их возвращению на родину. Центром таких эмигрантов стало лондонское посольство, организовывавшее их проезд в Россию. Набоков вполне реально смотрел на положение и политику Временного правительства и, как подобает дипломату, старался довести до сведения Петербурга свои наблюдения и выводы: «Дело, наконец, приняло настолько серьезный оборот, что я счел нужным вполне определенно заявить русскому министерству иностранных дел следующее: "Нужно принять меры к тому, чтобы остановить наплыв большевиков в Россию. Если вы будете продолжать водворять на родину всех без разбора – вы этим самым подрубите тонкий сук, на котором сидите". Таков был смысл моих слов. Министерство как будто соглашалось с моими доводами, но на деле происходило все то же самое… Чичерин, при частых посещениях посольства и в своих "бумагах", которыми он бомбардировал нас ежедневно (думаю, что он страдал графоманией) – держался крайне вызывающего тона. Требовал, чтобы я передавал шифром в Петроград его телеграммы Керенскому, Вере Фигнер, Чхеидзе, Церетели и так далее не только по вопросу о водворении эмигрантов, но и по политическим вопросам. Мне пришлось вести упорную борьбу против этого стремления не только вторгаться в область политики, но "диктовать" ее, – со стороны безответственных и враждебных Англии и "антанте" большевистствующих кругов русской эмиграции. Это была настоящая страда. Я чувствовал – при Терещенко[224] еще яснее, чем при Милюкове[225] – что правительство находится в плену у совдепа. Я мечтал о том, что между мною и руководителями министерства иностранных дел установится настоящий, живой контакт. Вместо этого – кроме отмалчиваний, уверток и скрытых признаний беспомощности – я ничего не получал. Чем двусмысленнее и трусливее ответы из Петрограда – тем наглее становились Чичерин и его соумышленники»[226].

Большевики Чичерин и Литвинов требовали передачи им всех полномочий для сношения с англичанами, и кроме этого, отдать им все имущество русского посольства. На эти требования Набоков вполне резонно отвечал: «…здание посольства, личный состав, архивы, шифры, фонды посольства были мне вверены законным Русским правительством, и я считал бы изменою по отношению к России и к власти – передачу чего бы то ни было в руки представителя банды изменников России. Если бы эта шайка была английским правительством признана законною российской властью – для меня такое признание не было бы обязательно, и я конечно принял бы все меры к тому, чтобы вверенное мне достояние Русского государства осталось в сохранности и не попало в руки изменников».

Набоков писал: «почти три года я нес на своих плечах ответственность, сопряженную с званием представителя России. Я подвергался критике своих соотечественников в таких размерах, о которых и не снилось моим предшественникам на посту русского представителя в Англии». Министр иностранных дел при правительстве адмирала Колчака С. Д. Сазонов, руководивший деятельностью послов, перевел в 1919 г. Набокова в Норвегию, где он в 1921 г. подал в отставку и позднее занимался чтением лекций, а также написал книгу воспоминаний. В Великобритании его сменил советник посольства Е. В. Саблин.