Конец игры - Дэниел Коул

— Бакстер! — расцвел он и то ли обнял ее, то ли погладил, то ли невзначай дотронулся до ее сисек.

— Эмили, — сказала Андреа.

— Андреа, — ответила Бакстер.

Не замечая холодную атмосферу, Волк напирал.

— А это, должно быть, Гэвин! — сказал он и пожал руку более мелкого мужчины, сминая ее. — Хотите выпить? — предложил он.

— Я уверена, что они смогут найти бар и без твоей помощи, — натужно засмеялась Андреа, пытаясь увести его. — Пойдем. Давай потанцуем.

— Да, но, — язык Волка заплетался, оттягивая руку от нее, — Бакстер сейчас ведет большое дело.

— Никаких разговоров о работе на вечеринке, — попыталась увести его Андреа, оценив усилия окружающих обходить тему новоприобретенной славы Волка.

— О, — начал Гэвин, немного высокомерно щелкнув пальцами, пытаясь уловить мысль. — Те геи, которых все вытаскивают из реки?

— Именно, Гэв, — сказал Волк. — Ночь среды: Бакстер, Чемберс, полицейский катер. Веселая поездочка намечается. Я завидую.

Гэвин повернулся к Бакстер:

— Не забывай, ты мне нужна утром в четверг.

— А что в четверг? — брякнул Волк.

— Думаю, пониженный голос подразумевает, что это не твоего ума дело, — резко одернула его Андреа.

— Все нормально, — мило сказал Гэвин. — Моей мамы не стало пару недель назад. В четверг похороны.

— О, — сказал Волк.

— Мои соболезнования, — Андреа грустно улыбнулась, ей наконец удалось увести мужа в сторону.

* * *

Часом позже Андреа убедила Волка увезти ее домой. Он целую вечность прощался с людьми, с которыми все равно увидится на следующее утро, а затем зашел в туалет, чтобы «отлить на дорожку».

— Ты же Уилл, верно? — спросил его седовласый джентльмен у соседнего писсуара, и журчал он куда точнее. — Я Кристиан, старинный друг Фина.

— Enchanté[10], — ответил Волк, сильно шатаясь.

— Он много рассказывал про тебя.

Волк пьяно улыбнулся ему.

— Что ж, удачи в понедельник, — сказал Кристиан, вежливо выходя из диалога.

Вернувшись в главную комнату, Волк сразу же обратил внимание на террасу, где Бакстер и Гэвин горячо спорили. Как и остальные на вечеринке, Андреа из вежливости делала вид, что ничего не замечает. Она отчаянно пыталась направить своего мужа к лестнице.

— Это тебя не касается, Уилл. — Он даже не слышал ее, слишком поглощенный видом того, как Бакстер быстро шагает от своего тупого парня. — Уилл! — сказала Андреа, когда он направился к открытой двери. — Уилл! — беспомощно позвала его она.

Он вышел наружу в тот самый момент, когда Гэвин схватил Бакстер за руку, которую тут же отпустил, когда Волк толкнул его назад в стол, от чего стаканы и свечи покатились по полу.

— Волк, прекрати! — закричала Бакстер, когда тот подошел к Гэвину второй раз. — Волк!

Гэвин тяжело упал на пол и стал отползать, приложив руку к кровоточащему носу.

Остаток вечера был для Волка словно в тумане. Он помнил, как Бакстер яростно кричала на него, его коллеги высыпали на террасу, чтобы выпроводить его с территории ресторана, Андрею в слезах, отказывающуюся сказать ему хоть слово по пути домой.

Но лучше всего он помнил свою наивность, когда думал, что вечер был окончен, когда он завалился на старый диван в гостиной.

Суббота, 30 января 2016 года

07:06

Руше снова не спал. Он будто чувствовал, как стены сжимают его всякий раз, когда он закрывал глаза. Темнота в сочетании с ограниченностью его верхней шконки размером сто восемьдесят три на девяносто превращали низкий потолок в крышку гроба. Его сокамерник не разговаривал с ним с тех пор, как увидел шрам на груди прошлым утром, и оделся совершенно не замечая Руше. Когда их дверь открылась, они присоединились к медленно двигающейся очереди, как сделали днем ранее, вдоль металлического прохода по направлению к душевому блоку.

Казалось, что не было какого-либо смысла скрывать свою грудь, поэтому Руше первым демонстративно снял кофту вопреки взглядам и оскорблениям.

— Ну, мне немного помогли, — признался Руше, выложенная плиткой раздевалка чем-то напомнила ему гадкий мужской туалет, где Бакстер приставила ему к груди столовый нож. — Смотрю, у тебя тоже есть, что рассказать, — сказал Руше, заметив расписанное тело пожилого мужчины.

Длинный тонкий шрам шел вдоль внутренней части его левой руки, а на правой красовался старый ожог. На теле остались следы нескольких небрежных операций и идеальный круг приподнятой кожи прямо над сердцем.

— Как ты все еще живешь? — от вопроса Руше мужчина захохотал.

— Зачастую рядом был кто-то, кто присматривал за мной.

— Ты про… Бога?

— Нет. Я про снайпера.

— О.

— Ага, я получил большинство шрамов в армии, — объяснил Келли. — Выглядят они куда хуже, чем есть на самом деле.

— Это пулевое ранение?

— Ну ладно. Эта рана была довольно серьезна, — признал он, потирая шрам.

— Ты должен мне как-нибудь рассказать эту историю, — сказал Руше, обернувшись в полотенце.

— Нет… Не должен, — ответил Келли. — Иди вперед. Я догоню.

Следуя за остальными в дверной проем, Руше сделал только два шага в душевую, когда его ударили чем-то тяжелым. Поскользнувшись на мокром полу, он неудачно упал, чувствуя, как множество рук тащат его по шероховатой плитке. Его прислонили к низкой стене и стали избивать, в полубессознательном состоянии Руше чувствовал, что удары и пинки становились все сильнее, а после того, как он ударился головой о твердый пол, в ушах у него зазвенело. Но полностью ощущать боль он не мог.

* * *

Келли вошел в душевую. Почувствовав напряженную атмосферу, он сразу понял, что происходит: группа из пяти человек собралась в одном месте, вода, убегающая водоворотом в водосток, покраснела. Он колебался, не желая вмешиваться, но затем выругался себе под нос.

— Охрана! — заорал он во все горло. — Охрана!

Мужчины кинулись в рассыпную, но один задержался, чтобы плюнуть на лежавшее на полу искалеченное тело Руше.

Келли подошел к нему, и в душевую вбежали первые надзиратели. Пока один докладывал о происшествии, другой начал выводить людей из помещения, не зная, что еще ему предпринять в ожидании медицинской помощи.

* * *

Вопреки советам врача Руше отказался оставаться под наблюдением и в 14:55 шатающейся походкой спустился по лестнице медицинского отсека к короткому коридору, который вел в зал свиданий. Ограниченный лишь тем, что он мог видеть лишь одним глазом, второй же сильно опух, он преодолел баррикады из заключенных, слоняющихся внизу лестницы в надежде, что назовут их имена.