Тайные смыслы Второй мировой - Алексей Кофанов

Но тогда как вы объясните это?

Директива № 1

21 июня 1941, передана 22 июня в 00:30 Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО

Копия: народному комиссару Военно-Морского Флота

1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков [397]

— Отличный приказ! — скажете вы.

Да. Однако…

Директива написана под нажимом Сталина в 8 вечера — а есть информация, что и в 5; [398] следовало ТОТЧАС отправить ее в войска. Но Тимошенко и Жуков тянули до полпервого ночи (четыре с лишним часа! или даже семь!)…

В итоге боеготовность обрели лишь пограничные и внутренние войска — подчиненные не армейскому руководству, а Л. Берии. Им приказ ушел в 21:30, на три часа раньше, чем в армию, — и этого хватило, пограничники встретили немцев неожиданно жестко. [399] Если бы Тимошенко и Жуков не саботировали передачу приказа, та же готовность была бы достигнута и в РККА — и катастрофа стала бы не столь чудовищной (совсем избежать ее было нельзя).

— Хм… — задумчиво протянет грамотный читатель. — Но ведь Жуков предлагал отвести войска из Киева, что предотвратило бы их окружение! Какой же он «изменник»?

Не совсем так. На самом деле он предложил оставить лишь сам город, но немцы-то прорвались гораздо дальше, на 200–300 км, и проблемы это никак бы не решило. [400]

Тут вы спохватитесь:

— Погоди! Если Жуков — враг, то почему Сталин посылал его в самые ответственные места? И даже позволил принять немецкую капитуляцию?? Жуков ведь — маршал Победы!

Сложный вопрос.

Возможно, сознательным врагом Жуков не был, его использовали. Больше всего навредил он, возглавляя Генштаб, в связке с Тимошенко. Между тем еще в 1930 году К. Рокоссовский написал в аттестации своего подчиненного Жукова: «На штабную и преподавательскую работу назначен быть не может — органически ее ненавидит» [401]. Ставить этого человека в Генштаб было НЕЛЬЗЯ! Но Тимошенко настоял. [402]

Тимошенко же с 1935-го по 1937-й служил в Киевском военном округе, заместителем командующего И. Якира. Того самого, участника заговора…

Его сняли с поста наркома и услали командовать Западным фронтом, взамен казненного Павлова. Это было и понижение, и вроде как знак доверия (поручили важнейшее направление — московское), и намек: если что — последуешь за Павловым, «мне сверху видно всё, ты так и знай». Возможно, Сталин отправил Тимошенко именно искупать вину.

Маршал намек понял и воевал достойно.

Вы можете спросить:

— Что же, Сталин вообще не виноват в бедах 41 года?

— Виноват, — отвечу я. — Тем, что был слишком добр и доверчив. Непростительно мало казнил врагов страны, а в мирное время доверился военачальникам и не особо лез в оборонные вопросы — ибо и так выше крыши был занят вопросами гражданскими. Если вы способны его за это осудить — флаг вам в руки.

Мало расстреливал… Но, возможно, он не ошибся и тут.

Некоторые неисправимы, а другим следует дать шанс одуматься. Их надо либо простить, либо отправить на несколько лет физически трудиться на свежем воздухе (вариант — в действующую армию, как Жукова и Тимошенко) — это отлично прочищает мозги. Неслучайно многие сидевшие при Сталине не держат на него зла: они доросли до понимания. А другие не доросли…

Он сорок лет работал над собой, прежде чем сделаться СТАЛИНЫМ. Прошел этапы восторженной любви к Богу, крайнего аскетизма, стужи ледяной, блуждания по тайге в одиночестве, контактов с шаманами… Его уровень миропонимания намного превосходит наш с вами, поэтому судить о смысле его поступков нам очень трудно. Давайте сперва преодолеем хотя бы часть пройденного им пути.

Еще раз.

До войны Сталин оборонной темой напрямую не занимался. Разгром первых месяцев вызван его отсутствием во главе армии.

И, лишь когда он стал Верховным главнокомандующим, ситуация начала исправляться. Да, медленно. Но итог всем известен — Девятое мая.

* * *

Измена коренилась не только в высоких штабах.

Мой дед, Степан Алексеевич Пушкарев, был мобилизован 16 июля — и зачислен на учебу в военное училище в Томске. Вот кусок из его воспоминаний:

«Это самые темные 4 месяца во всей моей армейской службе. После Дальнего Востока мне было с чем сравнить…[188]

Училище эвакуировалось из Белой Церкви, все курсанты и командиры были украинцы.[189]Нас привезли и оставили на дворе, под открытым небом, и на несколько дней о нас забыли. Мы слонялись без дела, любуясь строевой подготовкой бравых парней. Они упруго маршировали:

— Роспрягайте, хлопцы, коней! — но это ли надо делать, когда враг к Москве рвется?

Вскоре им присвоили лейтенантские звания и отправили на фронт. Настала наша очередь: нас наконец обмундировали и распределили по ротам. Я попал в пулеметную и вызвался стать первым номером расчета — это значит отвечать за пулемет и таскать на горбу его тело весом 24 кг.

Начальник училища полковник Одорюк твердил одно:

— Яки это курсанты? Вот наши — да: дуже гарно спивают! А це що?

Этих тыловиков ничуть не интересовало, что в роте восемь участников боев (с японцами и финнами), трое награжденных… Они курсантов не замечали.

Упражнялись мы ежедневно в строевой и в метании гранат. Дело хорошее — но для офицеров ли, которым предстоит командовать отступающими пулеметными взводами? Тактической и огневой подготовки не было почти вовсе. Комроты старший лейтенант Булгаченко требовал заправленных по шнуру коек, чистоты в казарме и чтоб никто в город не ушел. Занятий не проводил. Лишь комвзвода нас обучал — чему и сколько вздумается. Комиссар училища на партсобраниях (я был кандидатом в члены ВКП(б)) поминал только „плохую строевую подготовку“ — ни слова о защите Родины, о завоеваниях социализма, о том, что немцы под Москвой…