Француженки не играют по правилам - Лора Флоранд

Парафин с горячих кастрюль? Саммер скользнула рукой вниз по его руке и начала делать медленные круги по его раскрытой ладони. Ее глаза щипало. Неужели она плакса? Ей хотелось целовать его ладони, но было слишком поздно, чтобы излечить раны.

– Бернар твой приемный отец?

Он упоминал еще и мать, которая исчезла. Маленькие кусочки его жизни постепенно складывались в цельную картину.

– Ммм. Не останавливайся. Тренируйся на мне десять тысяч раз.

Она нажала ногтями, но они не были большой угрозой его мышцам.

– Пока не начну все делать правильно?

– Саммер, каждое твое прикосновение совершенно. – Он переместил подушку ровно настолько, чтобы она увидела его тайную улыбку. – Когда я делаю что-то совершенное, я не останавливаюсь. На самом деле почти всегда я обязательно должен буду сделать это еще десять тысяч раз, иногда даже за один уик-энд.

Она перенесла свой вес в него, пытаясь сильнее воздействовать на мышцы. Они были такие тугие!..

– Тебе нравится?

Он дрожал. Его ресницы опустились. Темные, прямые ресницы становились все тяжелее. Люк прекратил вздрагивать и выгибаться при каждом нажатии, и его мышцы расслабились. Он начал поддаваться, и ее руки теперь могли мягко скользить по его спине. Казалось, он спит. Не это она имела в виду, когда начала массаж, но, возможно, просто таким образом он терял контроль.

Счастье охватило ее. Она долго гладила атласную кожу его спины, наслаждаясь непринужденностью, которую дарила ему, и наконец соскользнула с него и быстро взглянула ему в лицо. Да, он спит, и тело его стало тяжелым. Она нагнулась и легонько поцеловала его расслабленную ладонь.

Вот. Наконец исполнилось ее тайное желание исцелить его старые раны. Она скользнула вверх и приткнулась рядом с ним.

Он обнял ее одной рукой, потянул под себя, перебросил через нее ногу и оперся о кровать, приподнявшись над Саммер.

– Это должно было научить нас обращаться с такими горячими вещами, – тихо продолжал Люк. – Мы чувствовали, как парафин жжет нас, но на самом деле ожогов не было. Такова была его цель.

Пальцы Саммер инстинктивно сжались, чтобы защитить ладони от такого урока.

– У тебя очень сильный материнский инстинкт, верно? – пробормотал он.

Материнский инстинкт? У нее? У Саммер Кори? Такое о себе она слышит впервые!

– Я вовсе не планировала убаюкать тебя, – возразила она.

– А я и не сплю. – Его губы сомкнулись на ее губах. В поцелуй он вложил все, что было в нем. Глаза его закрылись от удовольствия, будто она была симфонией ароматов, и обоняние шеф-кондитера не могло ими пресытиться. – Я потерялся.

Она тоже потеряла себя в поцелуе, оказавшись под его телом, как в колыбели. Даже забыла, что хотела сохранять контроль. Теперь она стремилась к тому, чтобы потеряться в Люке.

Он потерялся?

Люк запустил пальцы ей в волосы и отвел их назад так нежно, как, наверное, обращался с паутинками, которые не хотел порвать.

– Я могу целовать тебя до тех пор, пока от тебя ничего не останется, – прошептал он.

Раньше такие слова разбудили бы в ней инстинктивный страх перед тем, что она станет ничем в чьей-либо жизни. Но сейчас появилась совсем другая картина – она была золотой, сильной, источающей сияние драгоценной звездой в его руках.

– Нет, не можешь.

Его большой палец прошел по ее губам.

– Не стоит недооценивать то, как долго я могу тебя целовать.

И у нее появилась нежная улыбка, почти столь же сдержанная, как и его, но на удивление полная уверенности.

– Не стоит недооценивать то, как долго я смогу продержаться.

Саммер проснулась с ощущением тревоги. Люк стоял с пультом дистанционного управления и разглядывал фотографии с ее острова, продвигающиеся по экрану. Темно-зеленые утесы ниспадают в сверкающие морские воды. Крупным планом изображены старики, сплетающие цветы тиаре. Саммер выходит из моря с несколькими островитянами после плавания вокруг острова. Саммер хохочет. Смеются какие-то люди. По мере того как фотографии сменяли одна другую, плечи Люка все сильнее напрягались, и Саммер захотелось снова их помассировать.

Когда фотографии начали повторяться, он выключил телевизор и пошел в другую комнату. Там он начал шарить в небольшой кухоньке, но вскоре возвратился и встал перед огромным окном. На фоне погасшей Эйфелевой башни – на фоне его города – Люк был прекрасен, решителен и поэтичен.

Мышцы Саммер болели после бега и других занятий, от которых ее тело успело отвыкнуть. Она потянула подушку, чтобы заполнить пустое место, которое осталось после Люка.

Он оглянулся с полуулыбкой, с немного напряженным лицом и начал беспокойно бродить по комнате, держа руки в карманах. Так ходит по клетке тигр, давно привыкший к ее границам.

– А здесь у тебя есть еда?

Саммер моргнула. Тигру не нужна свобода, он просто хочет есть?

– Я могу заказать доставку в номер.

Эта служба работала в отеле двадцать четыре часа в сутки. Иногда Саммер казалось, что если увидит еще одно чрезмерно прекрасное, сложное блюдо, то швырнет им в стену.

Он поморщился:

– Думаю, это сойдет. Если только ты не хочешь выйти и посмотреть, не сможем ли мы раздобыть un Grec[129]или найти un McDo[130], который еще открыт.

– «Макдоналдс»? – И это говорит Люк?

– Жареная картошка. – Аппетит отразился у него на лице. – И много-много соли.

– Я уверена, что в бистро отеля делают что-нибудь с жареной картошкой.

Люк прервал ее нетерпеливым движением.

– Я не хочу нарезанную вручную и отлично приготовленную жареную картошку. Я не хочу ничего настолько особого, что надо обращать внимание на каждый кусочек, который кладешь себе в рот. Картофельные чипсы. Вот что было бы сейчас в самый раз. У тебя есть кока-кола?

Разинув рот, Саммер смотрела на него.

Его глаза замерцали, и он провел языком по своей верхней губе.

– Знаешь, что еще было бы хорошо? Du lait concentré sucré[131]. Я бы съел целую банку.