Приключения поручика гвардии - Юрий Шестера

Так постепенно Петр Иванович вводил своего наследника в курс родовых проблем, о которых ранее предпочитал не распространяться, видимо, следуя проверенной временем мудрости, что всему, мол, свое время.

* * *

Как-то Петр Иванович был по его желанию общими усилиями посажен во главе стола в гостиной, так как обычно он принимал пищу в постели. «Предстоит, наверное, важный разговор», — предположил Андрей Петрович. И не ошибся. После того как была убрана посуда и прислуга покинула гостиную, Петр Иванович внимательно посмотрел на сына.

— Тебе, Андрюша, уже сорок лет, и пришло время подумать и о наследнике. Что ты думаешь по этому поводу?

«Ну вот, кажется, и подошло время сообщить им о том, чего они пока еще не знали. Ведь я не писал им об этом в своих подробных письмах — не хотелось тревожить заочно», — признался он себе.

— Вообще-то у меня уже есть сын.

Матушка всплеснула руками и чуть не лишилась чувств, а Петр Иванович напряженно смотрел на сына, ожидая подробностей. Сделав паузу, пока матушка пришла в себя, Андрей Петрович продолжил:

— Ему сейчас около шести лет. Его мать — дочь вождя большого племени, то есть по-европейски будет герцогиня или княжна, — он улыбнулся, увидев, как матушка при этих словах с удовлетворением закивала головой. — Зовут сына Андрэ, как звали и меня в индейском селении, значит, по-нашему будет Андрей Андреевич.

— А как выглядит его мать, как ее зовут? — с чисто женским любопытством спросила матушка.

— Это очень милая, преданная и нежная девушка, которая не требовала от меня ничего, кроме любви. Все индейцы очень уважали ее. А зовут ее Малоннела, но я с ее согласия звал ее Маня.

— Малоннела, — как эхо, повторила матушка. — Красивое имя. Маня, Маша, Мария, — перебирала она синонимы женских имен, — тоже хорошо.

Наконец, справившись с волнением, вступил в разговор Петр Иванович.

— Но ведь это незаконнорожденный сын, не так ли, Андрюша? — очень осторожно спросил он.

— По нашим законам — да, так как мы с Малоннелой не обвенчаны. А по законам индейского племени Андрэ вполне законный мой сын. Когда я в последний раз покидал индейское селение, то перед всем племенем объявил его сыном русского дворянина и в подтверждение этого вручил ему свою офицерскую шпагу.

Петр Иванович удовлетворенно кивнул головой, подтверждая благородный поступок сына, а матушка запричитала:

— Внучек ты мой, кровинушка моя, и никогда-то я тебя не увижу, не обниму, не расцелую. Остался ты, соколик наш, на чужбине, в далеких краях…

И слезы бежали по ее щекам.

— Хватит голосить, мать! — впервые после возвращения сына жестко оборвал он жену. — Слезами делу не поможешь, — и задумался. — А возможны ли какие-либо варианты, Андрюша?

— Многие русские поселенцы женятся на девушках из индейских селений, и местные священники проводят обряд крещения их детей в храме. Да что далеко ходить, если у главного правителя Русской Америки Баранова сын Антипатр — креол и вместе с тем дворянин, который с нами прибыл сюда, в Петербург.

Я много думал над этим вопросом и пришел к выводу, что Андрэ лучше все-таки остаться в Калифорнии. Он ведь креол и в силу этого резко отличается по внешнему виду от местных индейцев, но относится к местной элите и со временем будет вождем своего племени, а его индейская кровь, смешанная с нашей кровью, позволит ему добиться многого. Моя же шпага будет надежным гарантом в жизни и ему, и его потомкам. К тому же Малоннела заботливая и умная мать, немного говорящая по-русски, сумеет дать ему достойное воспитание. Так что пусть наш род пустит корни в далекой Калифорнии. Тем более что правитель поселения и крепости Росс коммерции советник Иван Александрович Кусков в курсе моих местных семейных проблем.

А мне, видимо, все-таки придется жениться, хотя я и не горю по этому поводу особым желанием, ибо после Малоннелы мне действительно будет очень трудно наладить семейную жизнь с другой женщиной здесь, в Петербурге. Но, как ни крути, законный наследник для продолжения нашего рода по мужской линии действительно нужен.

— Ты правильно рассудил, Андрюша. Пусть все так и будет, — удовлетворенно заключил Петр Иванович, довольный тем, что столь щекотливый вопрос, тревоживший его, благополучно разрешен.

* * *

Андрей Петрович выбежал на крыльцо — от ворот шел флотский офицер в форме капитана 2-го ранга. Перепрыгивая через ступеньки, сбежал навстречу ему, и друзья горячо обнялись.

— Здравствуй, Фаддей, дружище!

— Здравствуй, Андрюша! С возвращением! Бесконечно рад видеть тебя в полном здравии здесь, в Петербурге.

— А ты, я вижу, здесь тоже времени зря не терял, — намекнул тот, глядя на эполеты друга, бывшие уже с бахромой, что указывало на штаб-офицерский чин их хозяина. — Успел-таки, шельмец, обойти меня по воинскому чину.

— Не только здесь, но и на Черном море, — в тон ему ответил сияющий Фаддей Фаддеевич. — А с чином все в порядке. Ведь не зря же твой батюшка еще тринадцать лет тому назад предрекал мне чин адмирала. Так что для выполнения его предсказания осталась самая что ни на есть малость. Кстати, как его здоровье?

— Пойдем к нему. Он тебе будет очень рад, — не отвечая на вопрос друга, предложил Андрей Петрович.

Они вошли в кабинет. Петр Иванович, увидев Фаддея Фаддеевича, так и просиял.

— Рад видеть вас, дорогой Фаддей Фаддеевич, да еще в новом чине! От всей души поздравляю! А вот Андрюша собирается выйти в отставку с военной службы, — слабым голосом, как бы жалуясь, произнес Петр Иванович, совсем по-детски надув уже побелевшие губы.

У Андрея Петровича защемило сердце. «Слабеешь прямо на глазах, батюшка… Неужели ты был прав, предчувствуя приближение неизбежного конца? — с тоской подумал он. — А я ведь сейчас запросто мог бы быть с экспедицией в тундре на Аляске, не случись отставки Баранова», — ужаснулся он от этой неожиданно пришедшей на ум мысли.

— Ну и правильно делает, — ничуть не удивился Фаддей Фаддеевич. — Ведь его однокашники по полку после Отечественной войны, наверное, уже как минимум полковники. Кто, конечно, пережил Бородинское сражение, — запнувшись, уточнил он, зная, что гвардейские полки понесли там большие потери. — А Андрей Петрович ведь теперь большой ученый, так что у него уже своя, совсем другая дорога в жизни.

— Спасибо вам на добром слове, Фаддей Фаддеевич! — облегченно вздохнул Петр Иванович. — Андрюша ведь тоже так считает… — и, слабо кивнув головой, устало закрыл глаза.

* * *

Друзья обосновались в комнате Андрея Петровича. На письменном столе громоздились кипы тетрадей, блокнотов и прочих бумаг, исписанных неровным почерком, в большей своей части карандашом. Увидев вопросительный взгляд Фаддея Фаддеевича, пояснил:

— Мои дневники, путевые заметки и всякие разные памятки, накопившиеся за шестнадцать лет. Вот и пытаюсь все разобрать, систематизировать по каким-нибудь признаком, но, честно говоря, голова кругом идет. Думал, что сделаю это довольно быстро, а теперь понял, что для этого потребуется длительное время. И еще хотел бы поблагодарить тебя, Фаддей, за то, что высказался перед батюшкой в поддержку моего решения покинуть военную службу.