Избранница - Стефани Лоуренс

Но он продолжал ласкать свою женщину, и руки его — сильные и нежные одновременно — скользили по ее телу и вызывали все новые волны тепла, наслаждения. Ей было так хорошо, что Леонора не сразу поняла смысл его слов:

— Я хочу видеть тебя обнаженной. Совсем. Чтобы нечего было прятать.

Ей все равно, она и не собирается ничего скрывать, лишь бы он не останавливался, лишь бы чувствовать его рядом, а потом не только рядом… Мысли путались, и Леонора покорно повернулась, чтобы он расшнуровал ей платье. Подняла руки, торопясь освободиться от одежды.

— Нет, подожди!

Она заморгала. Почему? Ей вдруг показалось, что в комнате стало гораздо светлее.

— Теперь повернись.

Послушно повернувшись, Леонора поняла, что Тристан зажег две большие лампы на высоких ножках, стоявшие по обеим сторона стола. А сам уселся на крышку.

Он смотрел на нее несколько долгих секунд, потом поманил пальцем: — Иди сюда.

Леонора неуверенно шагнула к столу. Ей вдруг пришло в голову, что, несмотря на неоднократные моменты близости, он ни разу не видел ее совсем обнаженной да еще при свете. Похоже, сегодня вечером Тристан вознамерился наверстать упущенное. Когда девушка наконец приблизилась, он протянул руку и придвинул ее поближе. Теперь она стояла прямо перед ним. Лорд взял ее руки и положил ладонями на свои ноги — выше колен — и строгим голосом велел:

— Не двигайся, пока я не скажу.

У Леоноры пересохли губы. Она молча смотрела ему в лицо, когда Тристан спустил с ее плеч платье, но, к ее изумлению, не тронул сорочку. Тонкий шелк, прикрывавший грудь, не был преградой для его ласк — она ощущала, как горячи его руки, какие они нежные и сильные и… и рубашка лишь обостряла ласку, Леонора остро чувствовала, как ее напрягшаяся грудь натягивает сорочку, как ткань щекочет ставшие болезненно-чувствительными соски…

— Пожалуйста… — Дыхание ее стало неровным, и больше всего хотелось почувствовать своей обнаженной кожей его тело.

Но этот невыносимый человек вновь взял ее руки в свои и вложил в ее пальцы ленты сорочки.

— Покажи мне, — прошептал он, и глаза его казались темными озерами, в которых вспыхивают золотые искры.

Они так глубоки, что можно утонуть в озере его страстей, его желания… Леонора потянула за ленты и потом мягким движением позволила сорочке соскользнуть с плеч, открывая его жадному взору молочную белизну груди. Казалось, она физически ощущает тепло от его взгляда. Поймав ее ладони, Трентем вернул их на свои колени и вновь потянулся к ее груди. Ладони его наполнились.

Это была сладкая пытка для нее и чувственный пир — для него. Когда девушка начала метаться, двигаться беспокойно, не в силах владеть собой, он наклонился и втянул губами ее сосок. Чуть прижал зубами, потом стал играть с ним языком.

Леонора вскрикнула, но он все продолжал и вскоре почувствовал, что тело ее сотрясает дрожь, а пальцы впиваются в его ноги. Он обхватил ее бедра, зная, что ей трудно держаться на ногах. Девушка с трудом открыла глаза. Взглянула на склоненную к ней темноволосую голову. Должно быть, ей снится. Это сладкий сон… Но даже во сне не может быть такого, чтобы каждое его движение вызывало новый всплеск, каждый круг, который его язык описывал вокруг соска, поднимал ее на новую высоту — туда, где было мало этих ласк, где он нужен ей весь, чтобы наполнить ее тело собой и ее жизнь — смыслом. Леонора подняла руки и высвободилась из рукавов сорочки, потом запустила пальцы в его волосы, и он послушно, хоть и с сожалением, отнял губы от ее сладкого тела.

Заглянув в ее такие голубые, такие жаждущие глаза, Тристан скользнул руками по ее талии, бедрам. Теперь в его движениях сквозила новая уверенность, теперь эта женщина принадлежит ему — по собственному желанию, и это наполняет его гордостью и делает ее еще более желанной. Он потянул за ткань, и, преодолев изгиб ее бедер, платье с шуршащим звуком скользнуло вниз.

Трентем проводил его взглядом, а потом стал медленно возвращаться назад, не спеша, доставляя себе удовольствие видеть нежные колени, гладкие бедра, завитки темных волос, восхитительную ямочку пупка, живот, достойный богини, ложбинку меж полушариями грудей — соски на нежно-белой коже выделяются ярко, еще влажные от его поцелуев. Трогательные ключицы, жилка бьется на шее, припухшие, полуоткрытые губы… и ее глаза.

Встретившись с ним взглядом, Леонора потянулась к жилету, но Трентем перехватил ее руки:

— Не сегодня.

— Но я тоже хочу тебя видеть.

— Тебе предстоит любоваться мной еще многие годы. — Он по-прежнему держал ее за руки, легко спрыгнул со стола и сделал шаг в сторону. — Сегодня я праздную и хочу тебя. Здесь, сейчас. На этом столе.

На столе? Леонора в недоумении уставилась на обозначенный предмет мебели. Он подхватил ее за талию и посадил на край. Леонора вздохнула от неожиданности — очень странно было чувствовать обнаженной кожей прохладу полированного дерева. А Тристан уже развел ее колени, встал меж ними, приподнял ее удивленное лицо и, улыбаясь, поцеловал.

Он отпустил себя, позволил страсти возобладать над разумом, желая насладиться чувственностью своей женщины. Их губы сливались, языки сплелись, и пламя теперь бушевало в крови обоих, словно они были единым организмом. Ее кожа была словно теплый шелк. Он все никак не мог насытиться, насладиться тем, как его ладони ощущают округлости и впадинки ее тела. Наконец Тристан, наклоняясь все ниже и придерживая ее голову и спину, опустил девушку на темную поверхность стола. Это был солидный экземпляр принадлежащий раньше его дядюшке, и за свою долгую жизнь стол никогда еще не видел на себе такого совершенства.

Тристан смотрел на Леонору — нагую, со вздымающейся грудью. Нежная кожа, чудесные волосы, убранные в простую, но элегантную прическу. Улыбка тронула его губы, когда он вновь склонился над ней, целуя и лаская. Одна рука придерживала ее бедро, а вторая начала путешествие от пульсирующей на шее жилки вниз, в ложбинку между грудей, по нежному животу, туда, где темнел треугольник влажных завитков.

Он поймал ее взгляд из-под темных ресниц и сказал:

— Распусти волосы.

Леонора замерла. Она очень остро чувствовала его прикосновение там, совсем рядом с ее изнывающей от нетерпения плотью. Но он только дразнил и чего-то ждал. Недоумевая, она подняла руки к голове и нащупала шпильку — одну из многих, удерживавших ее длинные локоны. Как только она коснулась заколки, его палец коснулся ее плоти, заставив тело содрогнуться и возжелать большего. Сжав зубы, Леонора выдернула шпильку и бросила ее в сторону. И сразу почувствовала новое прикосновение — новый спазм, новая волна. Сквозь ресницы она видела, что он наблюдает за ней, и это усиливало ощущения. А пальцы торопливо искали следующую шпильку.

Она закрыла глаза, вынимая ее, и он продвинулся чуть дальше. Чуть-чуть. Это было невыносимо, немыслимо, чувствовать его пальцы у самого тайного, самого интимного местечка. И он ждал, ждал, пока она судорожно искала следующую заколку. Еще одна прядь волос упала ей на плечи, и палец его скользнул в ее тело — чуть-чуть, дразня и вызывая сладкую дрожь, стон.