Рейд. Оазисы. Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский

предпосылка не завершалась разумным решением, в этот раз он почему-то хотел непременно закончить дело сам, и его желание проистекало из этакой смеси охотничьего азарта и желания себя показать. Показать себя и людям в лагере, и, кончено же, этой глупой Самаре, которая, как оказалось, считала его едва ли не стариком. Глупая, глупая показуха, которую он всегда в себе подавлял, сейчас одерживала верх над благоразумием.

Он снова нашёл след и снова убедился в правильности выбора направления. Зверь шёл на юго-восток, к каменной гряде.

Он снова идёт быстрым шагом с бархана на бархан, в промежутках останавливаясь, оттягивая маску, чтобы отдышаться, и приглядываясь к следам. Ему уже стало казаться, что характер следов меняется, и, как подтверждение этого, тут же на следующем бархане опять большой отпечаток. Прыгун снова приваливался к песку, он уставал.

– Самара!

Она тут же подъехала, заглушила двигатель, но фару не выключила, теперь в свете фары след от лёжки был ещё контрастнее. Она присела рядом.

– Только что встал, – сразу произнесла казачка, едва взглянув на отпечаток на песке. – И всё ещё истекает кровью.

Он встал во весь рост и прислушался. В воздухе стоял такой знакомый с детства шелест. Саранча. Она летала в темноте во всех возможных направлениях в поисках такой замечательной песчаной тли, которой тут, на песке, было в избытке.

– Он слышит мотор и уходит, – сказал инженер, – подними фару вверх и не выключай её, чтобы потом найти было легче, дальше пойдём пешком.

Инженер делает большой вдох, надеясь, что не вдохнёт с пылью слишком много тли, натягивает маску и идёт дальше. Самара делает то, что он приказал, хватает из кузова дробовик, мощный фонарь и спешит за ним следом.

Новый след, отлично; три метра, даже меньше, – и ещё один. И тут вдруг два рядом, тут он останавливался. А чуть дальше, метров через пятнадцать, – целая куча следов, он тут не только остановился, но и стоял, переминаясь с ноги на ногу. Самара светит фонарём. Молодец, разглядела в тени, куда посветить: чёрные кружки на пыльном грунте. Дюжина. Кровь. Отлично. Горохов идёт дальше, но теперь он уже не торопится. Тут нужно быть осторожней. Видно, что зверюга устала, он ещё километр назад заметил, что интервалы между следами становятся всё меньше. Шаг у неё уже не такой размашистый. Он взводит курки на обрезе. Остановился, показал Самаре обрез: будь готова. Она всё поняла правильно, тут же щёлкает предохранителем на своём оружии. Так они и идут, готовые ко всему, он первый, она за ним. Идут не спеша, чтобы чуть отдохнуть, идут метров двести.

Весь небосвод в звёздах. Шелестит саранча. Где-то пищит совсем молодой геккон. Чуть-чуть добавляет свежести лёгкий восточный ветерок. Луна начинает свой спуск с неба, а инженер находит очередной след у подножия большого и длинного бархана, он, оглянувшись на казачку – не отстала ли – начинает подниматься на верхушку песчаной волны…

Горохов долгие, долгие часы проводил у стендов. Ещё с молодых лет один опытный человек учил его стрелять, что называется, навскидку. Без времени на размышление, без осознания необходимости стрельбы, без размышлений, без прицеливания, исключительно на интуицию, на звук, на движение. Вот таким и был первый его выстрел. На самой периферии своего зрительного восприятия он зафиксировал движение. Как говорят, самым краем глаза… Что-то резко появилось над самой кромкой бархана. Что-то более чёрное, чем ночное небо со звёздами. Это что-то двигалось там, где движения быть не должно. Ведь кроме Самары и его самого, тут никого не было, но она была сзади, а значит… Стволом обреза он особо и не двигал, тень как раз появилась в зоне поражения, только спуск нажми. Тень удобно выскочила слева, он только чуть приподнял оружие и нажал на спуск.

Бах! В приятном полумраке ночи и в её убаюкивающей свежей тишине как гром бахнул резкий хлопок мощного патрона. Вспышка на мгновение озарила рифлёный бок бархана. Рядом с вынырнувшей тенью – всплеск песка. Первый выстрел картечью. И сразу крик у него за спиной, Самара вскрикнула! Он, прежде чем повернуться к ней, туда же, в ту тень, в тот песчаный фонтан, что подняла его картечь, отправляет ещё и жакан из второго ствола. Бах!

Это уже выстрел осмысленный, с прицелом. Тень, которая лишь на полсекунды поднялась над барханом, тут же проваливается за него. Словно и не было её. Снова небо и звёзды над большой песчаной волной. Только кислый привкус порохового дыма. А Горохов, на ходу выхватывая из кобуры револьвер, уже развернулся к Самаре: что там с ней?

Но ничего не видит… Кроме неё самой. Она присела на песок, опираясь на ружьё. Инженер озирается по сторонам и никого не видит, он кидается к ней.

– Что? Что такое? – заглядывает ей под очки, ищет её взгляд, но они под барханом, тень луны сюда не попадает, он её видит плохо, а сам перезаряжает обрез. – Ну, говори, ранена? Куда?

«Пуля?». Но он не слышал выстрела.

Она смотрит на него, но не отвечает. Горохов одной рукой ощупывает её пыльник: кровь, где кровь? Ничего липкого, ни одного чёрного пятна.

– Ну, говори. Говорить можешь?

В голове вдруг сама собой рождается страшная мысль, Самара уже не может говорить, у неё спазмы мышц лица.

– Паук? Паук, да? Если да, то кивни, просто кивни… Паук? Покажи, куда укусил! Сможешь показать? – он теперь чуть-чуть встряхивает её за плечи и всё пытается заглянуть в глаза. У него во фляге, в тайнике, сыворотка. Чем быстрее её применит, тем будет лучше.

А она вдруг отводит его руки, берёт ружьё, встаёт и говорит:

– Ты попал в него?

И тут до Горохова доходит… Да, да… Он начинает улыбаться. Эта крутая баба, казачка, королева степей… испугалась. Испугалась неожиданного выстрела, а потом растерялась и стала вести себя немного нелепо. А она, словно зная, что под маской он ухмыляется, говорит недовольно:

– Пошли уже, посмотрим, попал ты в него или нет. Может, и не попал.

Всё поддеть пытается. Горохов поворачивается и проворно лезет на бархан, обрез наготове, он продолжает улыбаться, он знает, что попал. Не вся картечь ушла в песок, хоть пара картечин, да залетела, и жакан, скорее всего, тоже. Во второй раз он уже стрелял осмысленно.

Горохов ведь и вправду пошёл, и присмотревшись с удовлетворением для себя нашел на склоне бархана чёрные капли на песке, инженер уже не сомневается, что догонит прыгуна.

Теперь инженер был начеку, он легко взлетал на барханы и спускался с них.