Любовные игры по интернету - Елена Логунова

– Получится Тата Ларина! – объяснила я. – Татьяна Ларина, дошло или нет?

– Нет, – честно признался Серега. – Кто такая эта Тата Ларина? То есть Лара Татина? То есть… как ее там?

– Кларисса Татулян! – потеряв терпение, рявкнула кроткая Ларочка. – Я это! Я!

– Ты?! – Лазарчук в полном ошеломлении уставился на подругу.

Воспользовавшись его оцепенением, Колян вытянул из-под локтя Сереги бутылку и ловко открыл ее со словами:

– За милых дам!

Словно присоединяясь к этому галантному тосту, ведущий на сцене с энтузиазмом вскричал:

– А теперь поприветствуем очаровательную даму и незабываемую артистку – Ладу Сосновскую!

В первом ряду поднялась высокая прямая фигура. Старая дама с голубыми волосами красавицы Мальвины грациозно раскланялась перед аплодирующей публикой.

– А вот и она! – в один голос воскликнули мы с Иркой.

– Кто еще?! – вызверился Лазарчук.

– Наша Лапанальда! – объяснила я. – Балерина Шишкарева, которая была известна тебе как Татьяна Ларина. На отечественной сцене она звалась Ладой Сосновской.

– О женщины! – застонал Лазарчук. – Они меняют имена и фамилии, как рецидивисты!

– Да, у нас есть предрасположенность к смене фамилии, – подтвердила Ирка, с нежностью посмотрев на мужа.

– Мне, например, очень нравится фамилия Лазарчук, – дерзнула прошептать Ларочка.

Хотя сказала она это очень тихо, Серега все-таки услышал и сразу перестал пыхтеть и пыжиться. Они с Ларочкой сцепились взглядами, и оба покраснели, как Трубадур и Принцесса в мультфильме про бременских музыкантов.

– Мы пить будем или как? – спросила я, поднимая свой бокал с пузырящимся вином.

– Тост уже прозвучал, – ответил Колян. – За ми…

– Мы помним! – отмахнулась Ирка.

Она взмахнула фужером, едва не расплескав шампанское, повторила прозвучавший тост по-своему:

– За нас! – и звонко чокнулась со мной и Ларочкой.

Как ни гордились мы с девочками проделанной работой, пришлось признать, что только участие профессионалов сыска и следствия позволило довести «дело о блудной старушке» до логического конца.

Под нажимом коллег Лазарчука трусливый Саша-Страшила начал давать признательные показания уже в машине, по дороге из «Зефира». Мишаня еще некоторое время сопротивлялся давлению, но, когда понял, что ему придется единолично отвечать за два убийства, поспешил перевести стрелки на своего шефа. Господина Колупанченко грубо разбудили в понедельник утром, под белы рученьки вывели из президентских апартаментов и препроводили в СИЗО. Оттуда, правда, вскоре выпустили под подписку о невыезде, но Лазарчук авторитетно заверил нас, что это ненадолго. Специалисты изучили финансовые документы, которые вывез из стана врага наш троянский пони, и подтвердили мое собственное неэкспертное заключение о наличии состава преступления. Судя по всему, охочему до перемены мест Руслану Петровичу предстояла поездка не к теплому Средиземному морю, а к холодному Белому.

Лапанальду Федоровну Шишкареву вывели из состава конкурсного жюри по состоянию здоровья и отправили на обследование и лечение в заведение профессора Топорковича. Он надеялся, что сумеет восстановить ей память.

– Правда? Татьяна Батьковна придет в норму? – обрадовалась Ирка, узнав мнение профессора.

Втроем – я, Ирка и Ларочка – мы приехали в клинику Топорковича в понедельник вечером.

– Значит, есть надежда, что Лапанальда Федоровна в пси… в специальной больничке не задержится? – спросила я.

– Я думаю, что вскоре вы сможете забрать свою старшую подругу домой, – покивал Валерий Антонович. – А лучше даже не домой, а куда-нибудь на природу, на свежий воздух, подальше от городской суеты.

– О, я придумала! – вскричала Ларочка, когда мы, распрощавшись с профессором, вышли из его кабинета и спустились по лестнице в уютный двор лечебницы, украшенный цветочными клумбами.

Густо уставленный разнородными скамейками и лавочками, двор городской психиатрической больницы походил на устроенный под открытым небом музей садово-парковой мебели. Мы присели на потрепанный экспонат в стиле ампир, и Ларочка выложила свою идею.

– Предлагаю отвезти Лапанальду Федоровну на мою дачу! – сказала она. – Свежего воздуха и экологически чистых овощей прямо с грядки там полным-полно, к тому же у бабули будет компания – моя соседка Агата Григорьевна, очень приятная и весьма общительная дама средних лет. Кстати, это мама Серенечки.

Мы с Иркой переглянулись и одновременно кивнули.

– Понимаю, – сказала я. – Маме Серенечки обязательно надо организовать приятную компанию, иначе она приедет утолять дефицит общения в город и нарушит вашу любовную идиллию!

– Сбегаю к профессору, спрошу его мнение насчет дачи, – скороговоркой сказала Ларочка и убежала.

– Ты ее смутила! – укоризненно сказала Ирка.

Я промолчала.

– Значит, вы пережили нашествие кладбищенских мышей-мутантов, зараженных смертельной болезнью? – очень спокойно уточнил профессор Топоркович, ласково глядя на Максима Сергеевича Жутикова, комкающего в ладонях мокрый носовой платок.

Затравленный взгляд Максима Сергеевича убежал в сторону и уперся в закрытую дверь кабинета. Словно под нажимом этого взгляда, дверь приоткрылась.

– И еще он говорит, что видел рыжеволосую покойницу, сбежавшую с погоста! – озабоченно подсказала супруга Максима Сергеевича Вера.

– Вы ее видели? – доброжелательно спросил Топоркович.

– Я ее вижу! – взвизгнул Жутиков и зажмурился, одновременно схватившись за голову.

Заметив, что профессор занят с пациентом, Ларочка убрала из проема рыжеволосую голову, тихо прикрыла дверь и ушла.

– Котик, сколько раз тебе говорить, что мышей-мутантов, мышингита и беглых покойниц не бывает! – с отчаянием в голосе произнесла Верочка, обнимая супруга за желейно вздрагивающие плечи.

Профессор Топоркович придавил пальцем кнопочку звонка, вызывая санитаров, и промолчал. Он-то знал, что в этом безумном мире возможно все: и хворые грызуны, и смертельный мышингит, и рыжие женщины, которым не лежится на кладбище… Особенно рыжие женщины.

Профессор посмотрел в окно и увидел сразу трех женщин с волосами разных оттенков рыжего. Две стояли у выхода с территории клиники, у полосатого шлагбаума, поджидая третью.

– Валерий Антонович смотрит на нас! – сказала я Ирке, заметив движение в открытом окне профессорского кабинета.

Солнце, перевалившее за крышу клиники, светило нам в глаза. Подруга приставила ладонь ко лбу и посмотрела на здание.

– Ира, в этой позе ты вылитый Илья Муромец с картины Васнецова! – засмеялась, подойдя к нам, Ларочка.