Дело пропавшей балерины - Александр Красовицкий

— Тогда выращивайте вишню в кадке, — советовал герр Дитмар Бое.

— Зачем? У меня она растет в саду.

— Но она не зацветет на Новый год.

— Смотря, когда праздновать Новый год, — отвечал ему Тарас Адамович.

На полках в подвале у него хранилось несколько баночек вишневого варенья с корицей, которое он так любил открывать к зимним праздникам. На Рождество бывший следователь нередко выпекал вишневый рулет, служивший украшением стола. Георгий Рудой когда-то сказал, что не может решить, что из угощений Тараса Адамовича ему больше нравится — рулет или вишневая наливка, потому нередко посещал своего старого друга именно в предрождественские дни.

— Вишня — дерево богов, — говорил Георгий Михайлович, с аппетитом надкусывая рулет. — Кажется, на востоке есть бог с таким именем.

Тарас Адамович вспомнил его слова, садясь в автомобиль титулярного советника Репойто-Дубяго. Начальник сыскной части изъявил желание лично сопровождать их на место преступления — в сад, где росла старая вишня.

Бывший следователь понимал, что ему вряд ли удастся уговорить Миру остаться. Хорошо, что хотя бы просьба не отходить от него ни на шаг не вызвала у нее возражений.

— Вряд ли вам стоит видеть то, что вы можете там увидеть, — спокойно объяснил ей Тарас Адамович.

— Я понимаю. Но там моя сестра, — ответила она.

Аргументов против ее слов бывший следователь не нашел. Только еще раз напомнил:

— Ни на шаг, Мира. Вы обещали, помните об этом.

Она больше не сказала ни слова, хотя вопрос вертелся у нее на языке. Казалось, что следователь чего-то остерегается. Но чего именно? Смолчала. Позволила помочь ей сесть в автомобиль, замерев на заднем сиденье рядом с Тарасом Адамовичем. Автомобиль тронулся — ехали быстрее, чем разрешалось правилами движения на улицах, однако рядом с водителем сидел начальник сыскной части Киевской городской полиции. Его автомобиль вряд ли остановят, даже если он распугает по дороге всех лошадей.

— Мира, если бы мы поехали на трамвае, то смогли бы полюбоваться видами Репьяхова яра, — попробовал хоть на минуту отвлечь девушку от жутких мыслей Тарас Адамович.

— И, возможно, последний раз в этом году, — не поворачиваясь, сказал водитель и улыбнулся. — Трамваи там проезжают только в теплое время года, зимой маршрут не работает, так что это почти последняя возможность.

От Владимирской они доехали до Львовской площади, затем выехали на Львовскую улицу, переходившую в Большую Дорогожицкую. Когда мимо них промелькнули церковные купола, Тарас Адамович кивнул:

— Здесь трамвайный маршрут № 20 пересекается с маршрутом № 13, — бывший следователь улыбнулся и добавил: — Когда Олег Щербак написал мне свой адрес на Гоголевской, я подумал — о, как это удобно, я просто сяду на 13-й трамвай и подъеду до нужной улицы. Кто знает, не исключено, что именно удобство двадцатого маршрута способствовало выбору квартиры. Впрочем, это единственный маршрут, связывающий Лукьяновку с Кирилловской площадью. Мира, вы когда-нибудь ехали на трамвае через Репьяхов яр?

Она отрицательно качнула головой.

— И напрасно. Киевская Швейцария, невероятные пейзажи. Трамвайный маршрут № 20 довольно протяженный, и контролерам нетрудно запомнить постоянных пассажиров. А узнать по фото в профиль и анфас — намного проще, чем по рисунку, пускай даже самого талантливого художника. Один из контролеров вспомнил, что наш общий знакомый трижды в неделю катается на трамвае от Гоголевской до Куреневской, несколько раз его видели даже со старушкой — почтенной дамой, которую он как заботливый внук катил в инвалидной коляске. Контролер даже помогал ему поднять коляску в салон трамвая. В последний раз внука с бабушкой видели в конце лета, хотя контролер и не смог вспомнить точную дату.

— Но… — прошептала Мира, — бабушка Олега умерла, еще когда он учился в Рисовальной школе Мурашко. Он сам сказал мне, — она замерла и повернула лицо к Тарасу Адамовичу. Бывший следователь только кивнул в ответ на ее слова и сказал:

— Особенность 20-го маршрута киевского трамвая еще и в том, что он пролегает через Крещатик. Согласитесь, это весьма удобно, особенно, если вам придется возвращаться к Куреневской площади из Интимного театра.

Девушка молчала, Тарас Адамович продолжил:

— Я расспросил контролера о том, как выглядела старушка. К сожалению, он не мог вспомнить ничего, кроме седых волос, огромной шляпы, густых бровей и нескольких бородавок на морщинистом лице. А самое интересное то, что внук просил не разбудить бабушку, — мол, она только что задремала.

— Вы думаете…

— Да, думаю, что ловкий художник-гример легко сможет превратить личико юной балерины в лицо старухи, особенно, если добавит несколько ярких акцентов, отвлекающих внимание.

— А морщины?

— Вероятно, нарисовал. Спросим у него по возвращении в сыскную часть. Мира, я очень надеюсь, что мы вернемся не с пустыми руками.

Усатый следователь и Менчиц встречали их на Куреневской площади. Отрапортовал Репойто-Дубяго. Мира услышала отрывки фраз, краем глаза заметила, как сосредоточен молодой следователь, поняла только, что полицейские ожидали их.

— Ну-ка, начинайте, — сердито бросил Репойто-Дубяго.

Что именно они должны были начать, Мира узнала позже, когда Тарас Адамович подробно объяснил ей суть операции и причины своей обеспокоенности. А в тот момент она не поняла, что именно произошло на площади после приказа начальника сыскной части, не заметила короткого жеста усатого следователя. Даже то, что он следователь, девушка догадалась только потому, что видела его в помещении сыскной части ранее — на Куреневскую площадь полицейские прибыли в штатской одежде.

— Они опросили прохожих и жителей ближайших домов, — сказал ей Тарас Адамович.

Нужный им дом нашли быстро — здание из желтого кирпича на северо-западе от площади. Большой двор за высоким забором, аккуратный садик — как доложили полицейские. Автомобиль титулярного советника остановился в нескольких десятках метров от места обыска. Мира сидела в машине в застывшей позе, почти оглушенная стуком собственного сердца. Машинально шептала какую-то старинную молитву, постоянно повторяя: Święta Maryjo, Matko Boża. Тарас Адамович повернулся к ней и сказал:

— Мира, останьтесь с господином Менчицом. Ни шагу от него. Я вернусь, как только смогу.

Она не услышала его слов, поняла только, что он должен уйти, а она — остаться. Кивнула, почувствовав, что сейчас вряд ли найдет в себе силы даже просто встать на ноги. Менчиц остался у машины. Репойто-Дубяго вышел вслед за Тарасом Адамовичем.

— Как в добрые старые времена, — улыбнулся он бывшему коллеге.

А потом Мира увидела, как они вошли в высокую деревянную калитку, за которой виднелся дом из желтого кирпича. Калитка скрипнула, на дереве каркнула ворона, как в саду Тараса Адамовича. Где-то залаяла собака, и ее лай подхватили остальные из разных дворов по улице. У калитки остался дежурить один из полицейских. Девушке показалось, что время превратилось в липкую тягучую жидкость и медленно потекло мимо нее, превращая все вокруг в какое-то смешение из звуков, запахов и ощущений.