Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - Андерс Рюдель

«Трофейные» произведения искусства — до сих пор крайне щекотливая тема для россиян, особенно для тех, кто еще помнит войну. В 2012 году директор Пушкинского музея, девяностолетняя Ирина Антонова, сказала в интервью журналу Der Spiegel, что «трофейное искусство» — это в первую очередь вопрос этики, морали, а не материальной компенсации. Нельзя вторгаться в чужую страну, разорять ее музеи и втаптывать в грязь ее культуру. Это исторический урок для всего мира.

Антонова начала работать в Пушкинском в 1945 году и помнит, как немецкое трофейное искусство оказалось в музее. Похоже, ее позицию разделяют многие русские. Во время Второй мировой войны погибло почти 25 миллионов советских граждан, стране был нанесен невосполнимый культурный и материальный ущерб. После войны императорские дворцы под Санкт-Петербургом были восстановлены, но беспощадное и разрушительное мародерство немцев — до сих пор кровоточащая рана для русских.

В 2008 году российское министерство культуры составило перечень произведений искусства, исчезнувших во время войны из четырнадцати советских музеев и нескольких библиотек из-за нацистских грабежей. Перечень занял пятнадцать томов и был также опубликован в интернете. Всего он насчитывал 1 148 908 предметов. Но установлено еще далеко не все, что было утрачено, работа по составлению перечня до сих пор продолжается.

Кое-что со временем всплыло в музеях Европы и США. В 1998 году выяснилось, что исчезнувшую картину русского художника Ореста Кипренского в 1996 году купил на аукционе Рональд Лаудер. Для аукционного дома, который выставил на торги «бесхозную» художественную коллекцию из Австрии, это было неприятное открытие — оказалось, что «бесхозное» искусство вовсе не бесхозное и украдено вовсе не у австрийских евреев, как некоторые предполагали. Рональд Лаудер без всякой компенсации вернул картину санкт-петербургскому Русскому музею, которому она принадлежала.

Одна из проблем с реституцией в России состоит в том, что здесь гораздо труднее вычислить происхождение коллекций и отдельных работ. Ни нацистские мародерские организации, действовавшие на Восточном фронте, ни трофейные бригады особо не интересовались провенансом. Разграбление на Западном фронте собирались узаконить в возможных будущих переговорах о сепаратном мире с западными державами в качестве частичного возмещения ущерба, который понесла в ходе войны Германия. Но с Советским Союзом никто не собирался вести мирные переговоры.

После Вашингтонской конференции 1998 года и Германия, и Россия были готовы к двусторонней реституции. В 2000 году в Бремене нашли и вернули в Россию наборную панель из Янтарной комнаты. Кроме того, Германия финансировала реконструкцию знаменитого кабинета в восстановленном Екатерининском дворце. Одновременно российская сторона заявила, что так называемая Балдинская коллекция будет возвращена в Германию. Коллекция из бременского Кунстхалле, насчитывающая триста шестьдесят два рисунка и две картины, в 1945 году была вывезена офицером Красной армии Виктором Балдиным из замка Карнцов под Берлином. Новость о предстоящем возвращении Балдинской коллекции вызвала шквал возмущения в России, и в конце концов Министерство культуры отозвало свое решение о возвращении. Это остановило дальнейший обмен с Германией.

Россия не выделяет в составе «трофейных» коллекций, изъятых у немецких музеев, произведений, ранее принадлежавших еврейским семьям. Чарльз Голдштейн считает, что это отчасти связано с тем, что в СССР о Холокосте практически не говорили: «В России до сих пор о Холокосте знают крайне мало. В коммунистическую эпоху даже слова такого не было. Понятия „Холокост“ в Советском Союзе не существовало, здесь все затмила великая патриотическая война СССР против нацистской Германии. В России и сегодня господствует мнение, что мы, мол, не должны никому ничего отдавать, потому что сами лишились слишком многого».

Но хотя проблема с архивом Шнеерсона, безусловно, часть общей проблемы реституции в России, это все же особенный случай. Не все еврейские организации единодушно поддерживают требования нью-йоркской штаб-квартиры «Хабада». Некоторые представители этого движения в России согласны с позицией Путина и хотят, чтобы архив остался в Москве. «Это США должны заплатить России за то, что она спасла архив от нацистов», — говорит Зиновий Коган, вице-президент Конгресса еврейских религиозных общин и организаций России, имея в виду штраф, который вашингтонский суд наложил на Россию.

Уэсли Фишер из Claims Conference опасается, что конфликт может осложнить дальнейший процесс реституции, так как существуют и другие, не менее легитимные требования.

Важная составляющая конфликта — политические отношения России и США. Многих в мире возмущает, что американское правосудие вмешивается в национальные судебные процессы в Австрии, Германии и Венгрии. В России толерантность по отношению к американскому «юридическому империализму» еще ниже. Поэтому ответ России на требования любого американского суда в первую очередь политический. Можно провести прямые параллели с делом Магнитского. Российский юрист и аудитор Сергей Магнитский разоблачил преступную коррупционную схему, после чего был заключен под стражу и умер при невыясненных обстоятельствах в тюрьме «Матросская тишина» в 2009 году. В декабре 2012 года в США был принят закон, запрещающий въезд в Соединенные Штаты лицам, подозреваемым в причастности к смерти Магнитского. В ответ Путин в том же месяце запретил усыновление российских детей гражданами США.

Чем более охлаждаются отношения между Кремлем и Белым домом, тем меньше вероятность дипломатической развязки. Владимир Путин в первую очередь не хочет допустить, чтобы вопрос об украденных произведениях искусства, находящихся в России, решался в американских судах. Поэтому архив Шнеерсона, скорее всего, останется в Москве. Путин по-прежнему не хочет открывать ящик Пандоры.

На Йозефе Геббельсе было длинное черное кожаное пальто, у его ног лежал огромный венок, почти два метра в диаметре. Вокруг гроба — море цветов. Четырнадцать офицеров несли почетный караул у подиума, на котором стоял гроб, осененный шестью высокими мраморными колоннами с горящими лампадами. Геббельс воздел руку в последнем нацистском приветствии Гансу Поссе.

Все места в Мраморном зале дворца Цвингер в Дрездене были заняты высокопоставленными нацистами и директорами музеев, прибывшими со всей Германии, чтобы отдать последнюю дань покойному. Выбор места был символичен. Дворец только что обновили — стенные панели, наборный паркетный пол и картины были вывезены из королевского дворца в Варшаве.

Гитлер устроил своему куратору похороны на высшем государственном уровне. Это лишний раз подтверждало, какую блистательную карьеру Поссе сделал в нацистской Германии. Некогда уволенный с работы директор музея дослужился до самой высокой позиции в немецком мире искусства, став практически единовластным распорядителем проекта Музея фюрера в Линце и выстроив уникальные отношения с Гитлером. Поссе был одним из немногих, кто не боялся открыто усомниться в художественном вкусе фюрера, благодаря чему, возможно, и пользовался его уважением. Поссе отвергал многих мастеров XIX века, которых любил Гитлер, как «низкопробных».