Айвенго - Вальтер Скотт

— Увы, — сказал мнимый монах, — cor meum eructavit[20], что значит — я чуть не умер со страху! Но сдаётся мне, что всех — и иоменов и простолюдинов — там наберётся по крайней мере пятьсот человек.

— Как! — воскликнул храмовник, в эту минуту вошедший в зал. — Так много слетелось этих ос? Значит, пора передавить их зловредный рой.

Он отвёл хозяина в сторону и спросил его:

— Знаешь ты этого монаха?

— Нет, — отвечал Фрон де Беф, — он не здешний, из дальнего монастыря, и я его не знаю.

— В таком случае не передавай ему на словах того, что ты хотел поручить, — сказал храмовник. — Пускай он отнесёт письмо от имени де Браси с приказанием его вольной дружине поспешить сюда. А тем временем, чтобы этот монах не догадался, в чём дело, дозволь ему выполнить свою задачу и приготовить саксонских свиней к бойне.

— Хорошо, пусть так и будет, — отвечал Фрон де Беф и велел одному из слуг проводить Вамбу в ту комнату, где содержались Седрик и Ательстан.

Между тем нетерпение Седрика всё росло и росло. Он расхаживал из конца в конец по залу с видом человека, который бросается в атаку или берёт приступом крепость. Он то издавал какие-то восклицания, то взывал к Ательстану, который со стоическим хладнокровием ожидал исхода приключения, преспокойно переваривая весьма сытный обед. По-видимому, вопрос, долго ли продлится их тюремное заключение, мало его тревожил: он твёрдо уповал, что, подобно всякому земному злу, когда-нибудь и это кончится.

— Pax vobiscum! — молвил шут, войдя к ним. — Да будет над вами благословение святого Дунстана, святого Дениса, святого Дютока и всех святых!

— Войди, милости просим, — сказал Седрик мнимому монаху. — Зачем ты пришёл к нам?

— Я пришёл приготовить вас к смерти, — отвечал шут.

— Не может быть! — воскликнул Седрик, вздрогнув. — Как они ни злобны, как ни бесстрашны, они не осмелятся учинить такую явную и беспричинную расправу.

— Увы, — сказал шут, — взывать к их человеколюбию было бы столь же напрасно, как удержать закусившую удила лошадь шёлковой ниткой вместо уздечки. А потому подумай хорошенько, благородный Седрик, а также и вы, доблестный Ательстан, какие прегрешения совершили вы во плоти, ибо сегодня же будете призваны к ответу пред высшее судилище.

— Слышишь ты это, Ательстан? — сказал Седрик. — Укрепимся духом для последнего нашего подвига, ибо лучше умереть как подобает мужчинам, нежели жить в неволе.

— Я готов, — сказал Ательстан, — выдержать всё, что может придумать их злоба, и пойду на смерть так же спокойно, как пошёл бы обедать.

— Так приступим к святому таинству, отец мой, — сказал Седрик.

— Погоди минутку, дядюшка, — сказал шут своим обыкновенным голосом, — что это ты больно скоро собрался? Лучше осмотрись хорошенько, прежде чем прыгать во тьму кромешную.

— Право, — сказал Седрик, — его голос мне знаком.

— То голос вашего верного раба и шута, — отвечал Вамба, сбрасывая с головы капюшон. — Если бы вы раньше послушались моего дурацкого совета, вы бы сюда не попали. Последуйте же хоть теперь совету дурака, и вы недолго тут останетесь.

— То есть как же это, плут? — спросил Седрик.

— А вот как, — отвечал Вамба. — Надевай эту рясу и верёвку — только в них ведь и заключается мой священный сан — и преспокойно уходи из замка, а мне оставь свой плащ и пояс, чтобы я мог занять твоё место и прыгнуть за тебя, куда придётся.

— Тебе занять моё место? — сказал Седрик, удивлённый таким предложением. — Но ведь они тебя повесят, бедный мой дурень!

— Пусть делают что хотят, там — как богу угодно, — отвечал Вамба.

— Я надеюсь, что Вамба, сын Безмозглого, может висеть на цепи так же важно, как цепь висела на шее у его предка олдермена.

— Ну, Вамба, я согласен принять твоё предложение, только с одним условием, — сказал Седрик. — Поменяйся платьем не со мной, а с лордом Ательстаном.

— Э нет, клянусь святым Дунстаном, — отвечал Вамба, — это для меня не подходит! Сын Безмозглого согласен пострадать, спасая жизнь сыну Херварда, но какая же мне корысть помирать из-за человека, отец которого не был знаком с моим отцом?

— Негодяй, — сказал Седрик, — предки Ательстана были владыками Англии!

— Мне всё равно, кем бы они ни были, — возразил Вамба, — но я не желаю, чтобы мне свернули голову ради его предков. А потому, мой добрый хозяин, соглашайтесь скорее на моё предложение либо позвольте мне уйти из этой башни.

— Предоставь старому дереву засохнуть, — продолжал Седрик, — лишь бы сохранилась в целости краса всего леса! Спаси благородного Ательстана, мой верный Вамба. Каждый, в ком течёт саксонская кровь, обязан это сделать. Мы с тобой вместе отдадим себя в жертву ярости жестоких притеснителей. А он, освободившись из плена, пробудит дух мести в наших соплеменниках и отплатит за неё врагам.

— Ну нет, батюшка, — сказал Ательстан, пожимая ему руку. Каждый раз, когда какие-либо крайние обстоятельства расшевеливали его мысль и деятельность, чувства его и деяния были достойны его высокого происхождения. — Нет, — повторил он. — Я скорее соглашусь целую неделю просидеть в этом зале на хлебе и воде, чем воспользуюсь возможностью спастись, которую придумала преданность слуги для его хозяина.

— Вот вы называетесь умными людьми, господа, — сказал шут, — а я слыву дураком. Однако, дядюшка Седрик и братец Ательстан, дурак-то и вынесет решение и тем положит конец всем вашим спорам. Я всё равно что Джонова кобыла, которая никому не даёт на себя садиться, кроме Джона. Я пришёл затем, чтобы спасти своего хозяина. Если он откажется от моей помощи — ну что же, уйду домой, и дело с концом. Преданность нельзя перебрасывать из одних рук в другие, как кольцо или шар в игре. Я согласен болтаться в петле, но не иначе, как вместо моего родового властелина.

— Уходите, благородный Седрик, — сказал Ательстан, — не упускайте такого случая. Ваше присутствие там, вне стен этого замка, воодушевит наших друзей и ускорит наше спасение, а если вы останетесь здесь, все мы пропали.

— А разве там, за стенами, есть надежда на выручку? — спросил Седрик, взглянув на шута.

— И ещё какая надежда! — воскликнул Вамба. — Да будет вам известно, что, натянув мой балахон, вы одеваетесь в мундир полководца. Пятьсот человек собралось под стенами этого замка, и сегодня я был одним из главных предводителей. Моя дурацкая шапка сошла за каску, а погремушка — за маршальский жезл. Вот увидим, много ли они выиграют, сменив дурака на умного человека. Право, я боюсь, как бы они, разжившись премудростью, не потеряли храбрости. Итак, прощай, хозяин, будь милостивее к бедному Гурту и сжалься над его собакой Фангсом, а мой колпак повесь на стену в Ротервуде, в память того, что я отдал свою жизнь за хозяина как верный… дурак.

Последнее слово он произнёс как-то двусмысленно — не то серьёзно, не то в шутку. Слёзы выступили на глазах у Седрика.