Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - Наталия Таньшина

Наполеон Бонапарт, потерпевший в 1812 г. роковое поражение в России, и после смерти оказался неразлучен с необъятными заснеженными просторами. История его перезахоронения в Париже самым непосредственным образом связана с французской экспедицией на север России.

15 декабря 1840 г. в Париже произошло эпохальное событие, названное Виктором Гюго «монументальной галиматьей»: торжественное перезахоронение праха Наполеона I. После долгих переговоров с британским правительством сын царствующего короля Луи-Филиппа герцог Жуанвильский на корабле «La Belle Poule» («Красивая курочка») доставил останки императора с острова Святой Елены[699].

Гроб Бонапарта был установлен в часовне св. Иеронима Собора Инвалидов. Однако сооружение надгробия растянулось на долгие двадцать лет. Дело в том, что архитектор саркофага Луи Висконти (1791–1853) предложил выполнить его из красного античного порфира, который прежде покрывал останки римских императоров и считался царским камнем.

Но где найти порфир? Тщетно искали в Греции, на Корсике, во Франции. Только к 1846 г. выяснилось, что порфир имеется в Российской империи. Из Санкт-Петербурга в Париж неким «инженером» были отправлены образцы, обрадовавшие специалистов[700].

Как раз в это время известный французский путешественник Луи-Антуан Леузон Ле Дюк (1815–1889) собирался в экспедицию, планируя посетить Швецию, Финляндию, Данию и Россию. Молодой человек уже побывал в Петербурге с сентября 1840 по сентябрь 1842 г., успел послужить гувернером в доме сына первооткрывателя «Слова о полку Игореве» графа Владимира Мусина-Пушкина, собирал данные о литературе Северной Европы, в частности, об эпосе «Калевала», и, не зная русского языка, успел отметиться весьма вольным французским переводом лермонтовского «Героя нашего времени». Министерство внутренних дел Франции решило воспользоваться случаем и поручить уроженцу Дижона операцию по эксплуатации и транспортировке порфира, снабдив его приличной суммой денег.

Об этой экспедиции, продолжавшейся три года, мы знаем из собственного сочинения путешественника «Воспоминания и впечатления от путешествия в страны Северной Европы: Швецию, Финляндию, Данию и Россию»[701]. Глава из этой книги, посвященная путешествию за порфиром в Россию, в 1873 г. была опубликована в виде небольшой брошюры: «Саркофаг Наполеона в Доме Инвалидов»[702]. У нас же эта история остается малоизвестной.

В конце августа 1846 г. посланец французского Министерства внутренних дел оказался в российской столице. Из питерских достопримечательностей его внимание привлекли Александрийская колонна и строившийся Исаакиевский собор, творения его соотечественника Огюста Монферрана. Гостю была важна техническая сторона: Александрийская колонна возведена из финского гранита, при строительстве Исаакия использовали гранит, мрамор и порфир[703]. В Петергофе Леузон Ле Дюк побывал в мастерских по огранке и шлифовке камня, а в Кронштадте изучал возможности транспортировки глыб.

Порфир сначала решили искать на острове Гогланд, расположенном в 180 км к западу от Петербурга, между Эстонией и Финляндией, и ставшего российским после 1721 г. Леузон Ле Дюк уже побывал там во время своего прошлого путешествия, заброшенный туда бурей.

Однако до острова еще нужно было добраться. Средства передвижения постоянно ломались: сначала карета, из-за чего пришлось пересесть в почтовую повозку; а через несколько верст – в еще более примитивную колымагу. Наконец промокший и продрогший до костей, путешественник прибыл в Выборг. Сопровождавший его итальянец, инженер Джанфранко Бугатти, давно обосновавшийся в России, и еще один помощник, смеясь над изнеженным французом, подбадривали его криками: «Да здравствует Наполеон!»[704]

Порфира на острове оказалось в избытке; местные жители делали из него фундамент для своих хижин; однако камня нужного цвета и гомогенности здесь найти не удалось.

После этой неудачи Леузон Ле Дюку пришлось отправиться в Петрозаводск, административный центр Олонецкой губернии. По его сведениям, там, в карельских краях, тоже добывали порфир. Местные дороги были еще хуже, но он таки добрался до места и поселился у одного крестьянина в селении Игнатьевское. Француз начал методично обследовать берега Онеги и реки Свирь – то пешком, то на лошадях, то на лодке, то в повозке. Спал на лавке, ел «черный мужицкий хлеб».

Местное население путешественнику не понравилось. Торгуя в городах, сельчане становятся жадными; среди тех, кто избежал этого порока, много наивных и суеверных людей. Например, местные жители воздерживаются от табака, поскольку Христос никогда не курил. Говорили в Олонецкой губернии на русском языке, смешанном с карельским или старым финским. По словам парижского очевидца, мужчины здесь весьма красивы, но женщины исключительно непривлекательны; он не встретил ни одной симпатичной девушки[705]. Впрочем, такие суждения встречаются почти у всех французов, путешествовавших по России. Например, Ш. Сен-Жюльен писал, что русские женщины могут быть очаровательными только в молодости. «Как только они взрослеют, кажется, они теряют всю свою женственность. Ничто в них, даже одежда, не указывает на то, что они женщины. На всем пути между Санкт-Петербургом и Москвой мужчины более щедро награждены природой, нежели женщины»[706]. Правда, в Торжке ему все-таки повстречались «красивые и кокетливые женщины»[707].

Леузон Ле Дюк, как и прочие иностранцы, включает в свои сочинения анекдоты, выдавая их за чистую монету. Например, он рассказывает историю о том, как Петр I, повстречав однажды в этих краях тучного мужика, который никак не мог похудеть, отправил его с запиской к князю Меншикову, откуда он был препровожден прямо на работу в шахты, где за два года стал стройным, как тростиночка. А когда царь увидел мужика в руднике, то якобы сказал ему: «Я надеюсь, вы мной довольны. Вы избавились от лишнего веса! Какая тонкая талия! Превосходное лечение, не правда ли?! Идите, и помните, что труд – лучшее лекарство от вашей болезни!»[708] В представлении француза, русский император с мужиками разговаривал исключительно на «вы»…