Контрразведчик на Западенщине. Генерал КГБ вспоминает - Василий Ефимович Грачев

При таких встречах, как правило, указанные высокопоставленные лица меня воспринимали доброжелательно, как ответственного представителя органов госбезопасности, доверительно оценивали выдаваемую им информацию: если это казалось необходимостью с моей стороны, возникало экспромтом при моих представлениях им, которые обязательно делались всегда, на задаваемые мне вопросы или по заранее заявленному их требованию.

Однако были случаи срыва с обеих сторон в субординации взаимоотношений с отдельными из них. Так, в мае 1960 года во время показного учения Железной, ежегодно проводимого на Яворском полигоне для выпускников военной академии, в полосе действия войск были обнаружены антисоветские листовки, выброшенные с воздушных шаров задолго до учения. Узнав и дав соответствующие указания оперсоставу о работе, которую необходимо ему в связи с этим провести, продолжал находиться на командном пункте учения. Руководил им Маршал Советского Союза Матвей Васильевич Захаров (1898–1972), назначенный недавно, в апреле месяце, начальником Генерального штаба и Первым заместителем министра обороны. Узнав о листовках, он выкрикнул: «Где начальник Особого отдела?» Быстро подбежав к нему, я представился.

– Вы знаете, что на полигоне обнаружены вражеские листовки?

– Так точно. – «Так почему вы здесь болтаетесь, а не занимаетесь сбором листовок?» – «Товарищ Маршал Советского Союза, да будет вам известно: в Особом отделе сборщиков нет. О листовках мне известно, проинформирован политотдел для организации их сбора и поставлены подчиненному мне оперсоставу необходимые контрразведывательные задачи. А в чьих-либо указаниях, где мне находиться, я не нуждаюсь».

Все это прозвучало как гром и молния. Присутствующие на КП офицеры притихли. Маршал тоже больше не произнес ни слова, видимо, побоялся на еще более дерзкий ответ. После о случившемся срыве я очень сожалел, отдельные офицеры, услышавшие мой ответ Маршалу, рекомендовали извиниться перед ним, но я этого не сделал, считая, что отповедь ему за принижение не только меня, а и органа госбезопасности, была справедливой.

Во время этого же учения оказался свидетелем такого эпизода: генерал-майор Завьялов идет по дороге вдоль опушки леса. Увидев его, пошел догонять. Впереди, на расстоянии 300–400 метров, из-за поворота дороги обозначилась фигура маршала М. В. Захарова Н. И. Завьялов мгновенно падает и на четвереньках уползает в лес. Разминувшись с маршалом, пройдя строевым шагом и поприветствовав его, свернул в лес и вернулся к тому месту, где лежал Н. И. Завьялов. На мои вопрос: «Что же вы так?» он ответил: «Да не могу его видеть, он со своими придирчивыми разборками и упреками все нервы мне истрепал». Вот так начала мести новая метла Генштаба, и я стал свидетелем, как Маршал Советского Союза сразил наповал Героя Советского Союза, к счастью, не смертельно.

Память войны: встречи с К. К. Рокоссовским

В период работы начальником Особого отдела КГБ при СМ СССР по 24-й мотострелковой железной дивизии (1958–1960 г.) мне посчастливилось многократно встречаться с маршалом Советского Союза Константином Константиновичем Рокоссовским, являвшимся заместителем министра – главным инспектором Министерства обороны СССР. Прибыл он в дивизию в связи с тем, что с её участием проводилось на Яворовском полигоне Прикарпатского военного округа показное учение для выпускников Академии Генерального штаба ВС СССР. Член Военного совета – начальник политического управления ПрикВО генерал-полковник П. Т. Лукашин разместил маршала в своем лагерном домике, находившемся на берегу прекрасного озера «Милюшевское», имеющего все необходимые удобства для культурной рыбалки. Место заповедное, но охранялось только постоянно проживающим там одним солдатиком, знающим толк в рыбалке.

На второй день после размещения там маршала позвонил мне начальник Особого отдела КГБ при СМ СССР генерал-майор Николай Григорьевич Кравченко и спросил: знаю ли я о нахождении в дивизии маршала и как он охраняется. Н. Г. Кравченко на мой ответ по существу заявил: «Так не годится, так у вас могут его достать польские террористы, в 1956 году покушавшиеся на его жизнь». Вскоре Н. Г. Кравченко, позвонивший вновь, сообщил, что он договорился с П. Т. Лукашиным о выделении в моё распоряжение взвода разведчиков, чтобы организовать надёжную охрану маршала. Ответственность возлагалась на меня, поскольку, имея возможность войсковую охрану дополнить агентурными возможностями, имеющимися в окружении полигона.

Так появилась возможность более недели постоянно общаться с великим маршалом – не только советским, но и польским. Воспринял он меня и поставленную задачу доброжелательно. Будучи в то время майором, начал обращаться по всем правилам строевого устава. Маршал приветливо это отклонил, спросил моё имя и отчество и, поскольку время было обеденное, пригласил на архиерейскую уху из рыбы и курицы. В дальнейшем он поинтересовался моим участием в Великой Отечественной войне, поскольку увидел на орденской колодочке, что награждён солдатским орденом «Слава» III степени. Внимательно выслушал мой подробный рассказ с уточнениями на его многочисленные вопросы, а также ту боль и недоумение, почему курсанты пяти сибирских офицерских училищ после их окончания были отправлены воевать на фронт рядовыми и, по моему убеждению, бездарно загублены во второстепенных боях «переменного успеха».

Маршал К. К. Рокоссовский согласился с тем, что не было никакой нужды задействовать около 17 тысяч курсантов офицерских училищ в боях рядовыми на заключительной стадии Курской битвы, а затем использовать в завоевании мелких плацдармов на. правом берегу Днепра. Тем более, что без этих завоеваний можно было бы обойтись вообще, если бы был принят его план битвы за Днепр и операции по освобождению Киева, по которому предусматривалось использование десантных дивизий 4-й гвардейской армии по основному их предназначению: сразу же после неудавшейся Днепровской воздушно-десантной операции приступить во взаимодействие с 52-й армией к захвату плацдарма на правом берегу Днепра и развить наступление по тылам противника, что является святой обязанностью десантников, чтобы обеспечить соединение частей Центрального и Степного фронтов в районе Винницы. Такой вариант Киевской операции изложенный мною выше на основании мнений маршала, де лал совершенно ненужными жесточайшие сражения на Букринском плацдарме и по завоеванию множества других мелких плацдармов на правобережье Днепра. Противник, боясь крупного окружения его войск, оставил бы сам эти участки без боя. Закончил маршал тем, что он до конца своей жизни не простит себе, что не смог добиться осуществления своего плана Киевской операции, и никогда не избавится от переживаний о излишне загубленных десятках тысяч жизней солдат и офицеров в результате её проведения согласно утверждённому Ставкой плану Ватутина – Хрущёва.

Объясняя, почему он, Рокоссовский, не смог отстоять свой план, сказал: – во-первых, возможно, потому, что сам не проявил должной настойчивости. Осознание этого наиболее уверенно проявилось тогда, когда Ставка отказалась от освобождения Киева с Букринского плацдарма; – во-вторых, Ватутин, с помощью ловкого Хрущёва, сумел склонить на свою сторону маршала Георгия Константиновича Жукова и утвердить свой план первым в Ставке у Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина, и поэтому