Хорошая работа - Дэвид Лодж

— Может быть, подыскать что-нибудь здесь? — вздохнула мама. — Папа мог бы воспользоваться своим влиянием.

— Напротив, — сказал профессор Пенроуз, — даже если я заявлю о своих интересах, я ничем не смогу помочь с назначением. — Профессор всегда изъяснялся нарочито официально. Иногда Робин казалось, что он пытается таким образом скрыть свои австралийские корни. — Но я боюсь, что этой проблемы не возникнет вовсе. Мы страдаем от сокращений так же, как и все остальные. Вряд ли на факультете изящных искусств появятся вакансии, разве только письмо из УГК окажется куда лучше, чем ожидают.

— А что это за письмо?

— УГК собирается объявить, вероятнее всего в мае, о вложении определенных средств в каждый университет, в зависимости от его успехов в исследовательской работе и жизнеспособности его подразделений. Ходят слухи, что один-два университета даже закроют.

— Они не посмеют! — возмутилась Робин.

— Это правительство посмеет, — ответил профессор Пенроуз, который был членом социал-демократической партии. — Они планомерно разрушают лучшую в мире систему образования. Что мы видим в Докладе Роббинса? Высшее образование для каждого, кто может принести пользу обществу. Я тебе рассказывал, — спросил он у дочери, улыбаясь своим воспоминаниям, — как меня однажды спросили, не в честь ли Доклада Роббинса мы тебя назвали?

— Много раз, папа, — ответила Робин. — Нет смысла говорить, что я не одобряю сокращения. Но не считаешь ли ты ошибочным тот путь, по которому пошли, претворяя в жизнь этот план?

— Что ты имеешь в виду?

— А вот что: разве это было правильно — настроить так много университетов в парках на окраинах небольших городов и столиц графств?

— Почему бы университетам не находиться в красивых местах, а не в некрасивых? — с грустью спросил мистер Пенроуз.

— Потому что это увековечивает оксбриджскую идею высшего образования как варианта пасторальной, привилегированной идиллии, отрезанной от реального мира.

— Чепуха, — возразил профессор Пенроуз. — Новые университеты размещались в тех местах, которые по той или иной причине не были охвачены системой высшего образования.

— Это имело бы смысл, обслуживай они свои собственные общины, но это не так. Каждую осень начинается миграция обеспеченной молодежи из Норвича в Брайтон и из Брайтона в Йорк. И когда они прибывают к месту назначения, их приходится селить в дорогих комнатах.

— За время своего проживания в Раммидже ты усвоила весьма утилитарный подход к университетам, — сказал профессор Пенроуз. Робин знала, что он один из немногих, кто использует слово «проживание» в непринужденной беседе. Отвечать Робин не стала. Она прекрасно понимала, что пользуется аргументами Вика Уилкокса, но упоминать о нем при родителях не собиралась.

Когда мать и дочь мыли посуду, миссис Пенроуз спросила, не собирается ли Робин пригласить на выходные Чарльза.

— Мы с ним сейчас не встречаемся, — ответила Робин.

— Как, опять все кончилось?

— Что кончилось?

— Ты знаешь о чем я, дорогая.

— А ничего и не начиналось, мамочка, если ты говоришь с бракосочетании и семейной жизни.

— Не понимаю я вас, молодежь, — скорбно вздохнула миссис Пенроуз. — Чарльз такой милый молодой человек, и у вас так много общего.

— Пожалуй, слишком много, — сказала Робин.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, — ответила Робин, которая говорила, не обдумывая своих слов. — Это немножко скучно, когда два человека согласны друг с другом абсолютно во всем.

— Бэзил привозил к нам совершенно неподходящую девицу, — вспомнила миссис Пенроуз. — Надеюсь, он не собирается на ней жениться.

— Дебби? Когда это было?

— Как-то в феврале. Ты ее тоже видела?

— Да. По-моему, у них все кончилось, пользуясь твоим выражением.

— Слава Богу! Она чудовищная простушка.

Робин тайком улыбнулась.

Сам Бэзил подтвердил догадки Робин, когда приехал на Пасху. Он шумно восторгался собой, потому что перешел на работу в Японский банк в Сити с огромным повышением зарплаты.

— Нет, с Дебби я больше не встречаюсь, — сказал он, — ни в жизни, ни по работе. А Чарльз?

— Не знаю, — пожала плечами Робин. — Я сейчас вне пределов досягаемости, пытаюсь закончить книгу.

— Что за книга?

— Про образ женщины в литературе девятнадцатого века.

— Неужели мир действительно нуждается в еще одной книге о литературе девятнадцатого века? — удивился Бэзил.

— Не знаю, но он ее получит, — сказала Робин. — А я надеюсь с ее помощью получить постоянную работу.

Когда в понедельник вечером Бэзил уехал обратно в Лондон, в доме снова воцарились тишина и покой. Робин вернулась к работе над книгой и делала огромные успехи. В этом доме уважали научную работу. Радио молчало. Телефонный звонок приглушили. Применение пылесоса горничной строго контролировалось. Профессор Пенроуз работал в кабинете, Робин трудилась у себя в комнате, а миссис Пенроуз на цыпочках сновала между этими двумя помещениями, подавая кофе и чай через определенные промежутки времени, беззвучно ставила на столы новые чашки и забирала грязные. Чтобы как можно реже отвлекаться, Робин отказывала себе в ежедневном просмотре «Гардиан», и лишь вечером, совершенно случайно, до нее иногда долетали новости с Большой Земли: американское вторжение в Ливию, беспорядки в британских тюрьмах, яростные столкновения между бастующими печатниками и полицией в Уоппинге. Но Робин была настолько поглощена книгой, что почти не обратила внимания на общественные конфликты, которые обычно вызывали у нее бурный протест и даже решительные действия — подписание петиции или участие в демонстрации. К концу каникул три четверти книги были вчерне готовы.

В Раммидж Робин вернулась в приподнятом настроении. Она была довольна тем, что написала, хотя ей очень хотелось кому-нибудь это показать — какому-нибудь близкому по духу, знающему и доброжелательному читателю вроде Чарльза. Они всегда могли рассчитывать друг на друга. Очень жаль, что теперь они не видятся. Конечно, никаких окончательных, прощальных слов сказано не было. Почему бы не позвонить ему, когда она окажется дома, и не попросить прочитать ее черновик? Для этого совсем не обязательно встречаться, хотя гораздо удобнее, если он приедет на выходные и прочитает рукопись прямо при ней. Итак, Робин решила позвонить Чарльзу тем же вечером.

Подойдя к дому, она обнаружила на крылечке письмо от Чарльза и девять писем от Вика Уилкокса. Последние Робин тут же выбросила в мусорный бак. А письмо Чарльза распечатала. Оно оказалось очень длинным, и Робин читала его, стоя посреди кухни, даже не сняв куртку. Потом все-таки разделась, налила себе чаю и села за стол, чтобы дочитать.

Дорогая Робин!

Несколько раз безуспешно пытался тебе дозвониться, а ваша секретарша ни в какую не признавалась, где тебя искать. Поэтому я и пишу тебе. Впрочем, в сложившихся обстоятельствах это даже лучше. Телефон не вполне удобен для серьезного общения, ибо не допускает ни абсолютного отсутствия, как письмо, ни физического присутствия, как разговор с глазу на глаз. Сплошное подобие беседы. Отличная тема для семинара, не так ли? «Роль телефонного разговора в современной художественной прозе (на примере творчества Ивлина Во, Форда Мэдокса Форда и Генри Грина)»…