Восход Сатурна - Влад Савин

Выше — снайперы-охотники, это уже настоящие снайперы. Их, по уставу, в батальоне, или даже в полку, может быть взвод или лишь отделение… По-разному бывает. У них главное — умение не только стрелять, но и думать. Маскироваться, подкрадываться, сутками лежать в засаде… прикинуть заранее, где и когда враг подставится. Особенно если против тебя — снайпер немецкий. И также на тебя охотится. Вот тут уж, кто кого. Часы, а то и сутки ожидания… и единственный выстрел. Эти снайперы и на нейтралку уйти могут, там лежку оборудовав, и даже за фрицевские траншеи, если в группе штурмовой.

И наконец, снайперы «тяжелые». Их в батальоне, на пятьсот человек, или в целом полку, на две тысячи, может быть один, двое, трое… А может и вовсе ни одного. Это — самая высшая категория. Во-первых, тут считать надо, как профессор математики, на предельную дистанцию выстрел, столько поправок учесть! И ладно бы только плюс-минус, так ведь еще и эти, коэффициенты, когда умножать приходится, в уме, и буквально за секунды! Во-вторых, с тяжелой «фузеей» не побегаешь, потому позицию надо выбирать с особым умом, права на ошибку уже не будет. В-третьих, именно их чаще привлекают к снайперским дуэлям, когда у фрицев снайпер на участке фронта появился и надо его истребить. Ну и в-четвертых, ответственность. Вот кто для «тяжелого» снайпера самая важная по уставу цель?

Это мне Петр Егорыч еще в первый день вдолбил. Ты в тире до войны был хоть раз, знаешь, там очки разные даются за разные мишени. Так и тут. Одно очко, фриц обычный. Два — пулеметчик. Пять — унтер, с автоматом. Десять — офицер пехотный. Двадцать — расчет пулемета-станкача на позиции. Пятьдесят — снайпер. Столько же — офицер штабной. Ну и сто — артиллерийский корректировщик-наблюдатель.

Отчего последний больше всех? Так он столько дров наломать может, если огонь по нашим позициям прицельный, фрицевской тяжелой батареи, а то и дивизиона? И это цель именно для нас, и не полезет корректировщик вблизь, на большой дистанции работать придется, лишь мы и достанем. И пули наши любое полевое укрытие пробивают. Так что — зорко гляди, и если в кустах, на возвышении особенно, оптика блеснет, сади туда всю обойму, не давай работать этим гадам! И будет тебе после огромное спасибо от нашей пехоты.

Ну этот зверь за две недели один лишь раз попался. Именно так и было. Наши бой ведут, и вдруг я заметил, блеснуло что-то на краю ельника, на холме. Так Петр Егорыч туда все пять патронов и высадил. Пехота после рассказала, нашли там два трупа, телефон и прибор артиллерийский разбитый. А нам после — благодарность перед строем. Так и на медаль заслужу.

Наши немцам как врезали подо Мгой. Так те и драпают. А наши следом. Линии сплошной в этих лесах и болотах нет. Потому идем сейчас на охоту. Там, между болотами, которые даже зимой не замерзают, место открытое… И если фрицы от нас на запад убегают, то никак им того места не миновать. А мы на гриве засядем, там ельничек еще, спрячет нас. Пришли, окопчики даже успели отрыть. А если фрицы минометами нас накроют, чтоб пересидеть можно было?

Дистанция метров восемьсот. Тут даже СВТ достанет. Но Петр Егорыч приказал готовить «фузею». Хотя СВТ тоже рядом положил. Ты, говорит, корректируй — а я постреляю.

Светло уже. Во, идут фрицы! Пешим порядком, голов двадцать. Один, гусь важный — в кожаном пальто! Или шинель черная, эсэс? И рядом с ним еще двое в фуражках. Офицеры? Ну с богом!

Я лучше Петра Егорыча видел. Вот непруха. Это надо ж было «кожаному» фрицу поскользнуться в тот самый момент! Офицер его поднимать бросился, а Петр Егорыч уже спуск нажал. Так офицера того буквально надвое разорвало крупнокалиберной пулей! А кожаный где?

Фрицы легли. Даже стреляют. Смех! Пулемета у них не было, а что нам винтовками сделаешь, про MP я вообще молчу, на восьмистах-то метрах? Ну Петр Егорыч и прошелся по ним с моей помощью, одного за другим выбивая, как в тире. Их там буквально на куски рвало, таким калибром, просто жуть! Хотя фашисты ведь, не люди.

Куда кожаный делся, что за черт? Да вот вроде лежит, не шевелится. Неужели та самая первая пуля сразу двоих достала? Вот это номер вышел! Рассказать, не поверят!

Мы вечером только ушли. Когда в темноте уже ничего видно не было. Говорил Петр Егорыч, что есть такие приборы, которые и ночью позволяют видеть и стрелять, но мало их пока, и особо секретные, лишь для осназа.

А наши к тому месту через день вышли. Что фрицы дохлые там валялись, кусками, все вокруг кровищей забрызгано было, это подтвердили. Но вот никого в черном кожаном пальто или черной шинели там не было. Даже фрагментами, как сказал наш капитан.

Неужели уполз, зараза? Да не бывает ран от крупнокалиберных, тут если попало, то все! Значит, не шевелясь лежал, до темноты?

А мне вместо медали порицание от капитана. Что, наверное, важную птицу упустили. Ну а двадцать дохлых фрицев обычных — кого этим сейчас удивишь.

Берлин, Принц-Альбрехт-штрассе, 8.

26 декабря 1942 года.

— Ну Руди, с чем явился?.. Да на тебе лица нет. Так — плохие новости? И насколько плохие?

— Хуже, чем вы думаете, герр рейхсфюрер. Много хуже.

— Возьмите себя в руки, группенфюрер, и доложите, как положено!

— Согласно вашему приказу проведена проверка двух случаев, когда возникли сильные подозрения в действии русской разведки. Первый: десантная операция на остров Сухо в Ладожском озере. В число подозреваемых попало девять человек, список приложен к моему отчету. Второй: проверка в боевых условиях наших новейших тяжелых танков в районе города Мга, где они угодили в засаду. В числе подозреваемых оказалось двадцать восемь человек, включая тех, которые были связаны с железнодорожными перевозками, и список также прилагается к отчету. Эти списки полностью не совпадают друг с другом. Следовательно, эти два случая не связаны друг с другом фигурантами. И все же связь есть. Она в необъяснимости. Точно такой же необъяснимости, которую мы уже заметили в типе и действиях той загадочной русской подлодки, а также в кардинальном изменении их тактики на сухопутных фронтах. Особо отмечаю, что сначала эти изменения проявились лишь на северных участках фронта.

— Стоп. Не надо докладывать выводы. Давай… попросту, без чинов… изложи мне, в каком порядке ты думал и как пришел к выводам.

— Не к выводам. Лишь к предположению. Прямых доказательств у меня нет. Ты же знаешь, Генрих, я был хорошим следователем. Так вот, с таким материалом я бы не то что к судье — и к начальнику бы не пошел, но сейчас дело вырастает до государственного уровня.

— Это вывод. Я просил описать порядок умозаключений.

— Единого шпиона быть не могло. Внизу он не имел бы всей информации, вверху же утратил бы детальность восприятия. Где, на каком уровне сходились в одних руках данные о десанте у Сухо, об испытаниях тяжелых танков и еще о нескольких подобных случаях… В папке, перечень прилагается. Да, Генрих, были и еще ситуации, когда русские с дьявольской прозорливостью играли «на опережение». Или действовали с невероятной наглостью, будто «туман войны» для них не существовал. Это лишь то, что я нашел на северном участке фронта. Хотя, если я прав, к югу это должно уменьшаться, сходить на нет… на данный момент времени. Но волна растет. Она захлестывает все дальше. Боже, спаси Германию!