Пули над сельвой - Виктор Степанычев

Псевдоним «Донской» приказал долго жить вместе с отказом семейной пары работать с российскими органами безопасности. Мигель им не пользовался с начала девяностых годов. Можно было предположить, что Хименес, узнав, что «Боинг» будет сажать русский, чисто автоматически назвался Доном. И именно по связке псевдонимов Дон-Луиза, а также их фотороботам в Москве смогли утвердиться во мнении, что террористы не кто иные, как Мигель и Елизавета Хименес. Ну а главную роль, конечно, сыграл посыл Веклемишева о знакомстве его матери с Доном.

Личность Эда также была идентифицирована. Эдуард Ловелинг, бельгиец, профессия – наемник, солдат удачи. Начинал с Иностранного легиона, а по окончании контракта подвизался в вооруженных подразделениях «диких гусей» в основном на африканском континенте. Последние годы нигде особенно себя не проявил, но был неоднократно замечен в обществе четы Хименесов.

По альбиносу Рею информации никакой не было. Собственно, ни Эд, ни Рей уже не были интересны Веклемишеву ввиду их скоропостижной кончины. Да и для Мигеля-Дона, как показала встреча в ангаре, Рей был всего лишь расходным материалом, «пешкой».

Появление и проявление активности семьи Хименесов на южноноамериканском континенте, где они ранее не отмечались, московские аналитики никак не комментировали и не выдвигали по этому поводу версий. Угон «Боинга», как попытка похищения Софии, не обсуждался – это был непреложный факт. И Вадиму хотелось выяснить первопричины данного преступления и, по возможности, выйти на террористов. А ответить на эти вопросы и разрешить сомнения должен был лично уважаемый сеньор де ла Котес. Если у Веклемишева и оставались какие-то колебания в верности своих догадок, то они развеялись после прочтения московской почты. Де ла Котес не мог не быть в курсе мотивов преступления, и, более того, он был знаком с террористами.

В материалах, переданных из Москвы, были копии донесений сотрудников, осуществлявших в середине шестидесятых годов контроль, а проще – следивших за иностранными студентами. Особенно органы безопасности интересовались их контактами с советскими гражданами. «Топтуны» довольно подробно описывали знакомство и общение Аси Веклемишевой со студентом университета Дружбы народов Санчесом. Вероятно, ввиду того, что последний находился в разработке Мигеля Хименеса с целью дальнейшей его вербовки, резолюции на донесениях выглядели достаточно доброжелательными. Начальство предписывало агентам продолжать пассивное наблюдение за Санчесом и Асей и не вмешиваться в отношения влюбленных, так как данный студент являлся весьма перспективным объектом для советских органов безопасности в основном из-за высокого положения его отца, влиятельного парагвайского бизнесмена и политика. Полное имя иностранного знакомца Аси и будущего отца Вадима было Санчес Франсиско де ла Котес.

Это неожиданное открытие повергло Веклемишева в состояние той самой неопределенности и нереальности происходящего, в котором он находился последние два с половиной часа. Ему стало понятно смущение и расстройство Деда. Олегу Петровичу наверняка было известно, кто является отцом подчиненного. В личном деле Веклемишева такие сведения обязательно должны были иметься. Проверка при приеме Вадима в Отдел проводилась более чем тщательная, и, без сомнения, его родственные связи были досконально изучены. А то, что не сообщили Веклемишеву о том, кто его отец, являлось делом вполне естественным. И ему, как сотруднику органов безопасности с допуском высшей государственной категории, по мнению руководства, стоило оставаться в неведении о порочащих, с точки зрения советской власти, родственных связях. Ну и, во-вторых, отсутствие близких родных давало относительную свободу ему как бойцу, постоянно рискующему своей жизнью.

Обижаться на тех, кто скрыл от него правду об отце, у Вадима даже мыслей не было. Он с детства знал, что папы у него нет, и не собирался на пятом десятке жизни менять своего мнения. Когда Веклемишев прочитал имя человека, чья кровь текла в его венах, ничего иного, как понятие «биологический отец», Вадиму в голову не пришло. Не навернулись на глаза и слезы умиления от столь неожиданного открытия. Было ощущение, что все это происходит не с ним, а с другим Вадимом Веклемишевым – его зазеркальным эфемерным отражением. Там за стеклом было иное измерение, иные законы существования и связей между людьми. И Вадим сейчас лишь примеряет на себя чужую историю, чужие переживания и боль…

Вот только отказаться от реальности бытия и списать все, что он узнал, на параллельные миры Вадиму никак не удавалось, как и отказаться от встречи с тем, кого он мог назвать своим отцом. Но, что самое интересное, обиды и на этого человека не было. Веклемишев не ощущал в себе такого чувства. И на что и на кого было обижаться? Глупо винить в жестокости и безнравственности двадцатилетнего парня, который так и не узнал, что его девушка ждет ребенка. И Вадим постарается, чтобы ему не стало об этом известно через сорок с лишним лет.

Дорога до загородной резиденции сеньора де ла Котеса, виллы под названием «Асунта», заняла сорок минут. Веклемишев в общих чертах ввел Жака Дюрана в курс дела по поводу четы Хименесов. Он размытыми штрихами обрисовал боевой путь семьи за последние полтора десятка лет, не вдаваясь в подробности. По его словам выходило, что Мигель и Луиза – авантюристы-наемники, однако Жака было тяжело обмануть. Он задал парочку вопросов, из которых Веклемишеву стало понятно, что Дюран догадывается, откуда идут корни биографии сладкой парочки, выбравшей столь опасные занятия для семейного подряда. Однако догадки канадца продолжения в разговоре так и не получили.

Что касается сеньора Санчеса Франсиско де ла Котеса, Вадим сообщил Жаку, что у него есть основания задать отцу Софии вопросы по поводу попытки похищения дочери и его возможных контактах с террористами. Жак лишь покачал удрученно головой, но недовольства не высказал, как и не стал отговаривать своего подчиненного от беседы с олигархом. Он неплохо знал Веклемишева и понимал, что на безрассудство тот не пойдет.

Распахнутые настежь кованые ворота в арке из серого гранита, въезд на виллу «Асунта», издалека смотрелись пограничным переходом. Длинная вереница шикарных машин выстроилась на тиковой аллее, ведущей к загородной резиденции сеньора Санчеса Франсиско де ла Котеса. Крепкие ребята, несмотря на жару одетые в строгие темные костюмы, заметно бугрившиеся под мышками явно не от набитого дензнаками бумажника, а от аппарата примерно сорок пятого калибра, останавливали у ворот и проверяли каждый автомобиль. Только на виду Вадим насчитал не менее дюжины охранников.

Несмотря на очередь, долгого ожидания не случилось. Процесс проверки был хорошо отлажен. Когда подошел черед Веклемишева и Дюрана, хмурый секьюрити внимательно изучил приглашения, сверил их со списком и ненавязчиво скользнул глазами по лицам прибывших гостей. Бумажные процедуры и фейс-контроль Вадим и Жак прошли без проблем, также не возникло проблем при изучении днища машины зеркалами, которым занимались двое охранников. После их коротких докладов секьюрити вымучил на лице широкую улыбку и повел рукой за ворота, разрешая въезд во владения сеньора де ла Котеса.