Страсть Клеопатры - Энн Райс

«Сибил сейчас нужен не просто отдых, – думал Рамзес. – Ей нужна правда». Правда, которую они и сами пока что не знали, несмотря на все свое могущество и обширные познания.

Внезапно он почувствовал прикосновение чьей-то руки на своем плече и услышал над ухом тихий голос Бектатен:

– Похоже, нам с тобой есть над чем подумать.

Джулия подняла голову и тихо сказала:

– Идите. Я побуду с ней.

– Значит, Клеопатра, – наконец произнесла Бектатен. – Это единственная правительница Египта, которой ты рассказал всю свою историю?

– Да, – подтвердил Рамзес.

Они были в главном зале только вдвоем. Величественным жестом обращенной вверх ладони она приказала своим людям оставаться наверху с Сибил и Джулией. Теперь она стояла, опершись одной рукой о каменную полку камина, и смотрела на огонь. Было невозможно определить, то ли она искусно скрывает бушующую в ней ярость, то ли его откровения погрузили ее в глубокие раздумья.

Давало ли это ему надежду? Он не был в этом уверен.

– А прежде ты не называл ее имя потому, что не хотел признаваться в том, что сделал? – спросила она.

– Да.

– Понятно.

– Я совершил это по глупости, – осторожно начал он. – Известно ли вам что-то о подобном оживлении?

– Известно ли мне? – переспросила она и развернулась к нему лицом. – Известно ли мне об использовании эликсира для того, чтобы воскресить кого-то после его смерти? Нет, Рамзес. О таком действии эликсира я вообще ничего не знаю.

– Как такое возможно? За тысячи лет вашего существования вы ни разу не испытали его таким образом?

– Это просто никогда не приходило мне в голову.

– Но вы ведь наверняка сталкивались со смертями, с потерями, с трагедиями, которые должны были ввести вас в искушение…

– Никогда, – отрезала она. – Мы с тобой очень разные, ты и я. Когда душа покидает бренное тело, действительно остается лишь пустая оболочка. И в этом заключается правда, насколько мне известно. Я никогда не испытывала соблазна оживить пустую оболочку, чтобы потом бороться с чудовищным созданием, природу которого я не могла предугадать заранее.

– Но у вас есть яд, эта удушающая лилия.

– Ну и что из того? Ты предлагаешь мне на практике проверить теорию, смогу ли я возродить к жизни мертвое тело, с тем чтобы потом убить его, если эксперимент не удастся? Я никогда не была алхимиком. Это – сфера деятельности человека, который когда-то предал меня и уничтожил наше царство.

– Но в определенный момент вам, конечно, не могло не стать любопытно. Как можно было при этом не попробовать?…

Бектатен улыбнулась и покачала головой.

– Мы с тобой разные, ты и я, – повторила она. – Но не пытайся сбить меня с толку. За столетия своей жизни в Египте ты хоть раз испытывал эликсир таким образом? Нет. И это желание обуяло тебя только тогда, когда в Каирском музее ты увидел свою возлюбленную Клеопатру, эту царицу, которая покорила Цезаря и соблазнила Марка Антония, эту знаменитую обольстительницу, обладавшую множеством талантов. И это вовсе не было любопытством.

Ее слова ранили его, но он не подал виду, увидев в ее взгляде лишь снисходительность.

– Признайся, Рамзес, – продолжала она. – Это было отнюдь не любопытство, ничего подобного. Я ищу область наших с тобой общих интересов, но не собираюсь быть твоей партнершей в этих твоих устремлениях, чтобы ты таким образом смог избежать последствий того, что совершил.

– Это не попытка избежать последствий содеянного мною! – горячо воскликнул Рамзес. Ее слова и эта ее снисходительность бесили его, равно как и та предельная точность, с которой она формулировала свои мысли. – Эти последствия, как вы выразились, преследуют меня через моря и океаны. Неужели, моя царица, для вас ничего не значит тот факт, что меня также пробудили без моего согласия? Что я сознательно упрятал себя за стенами гробницы, чтобы быть как можно ближе к состоянию смерти? Тем не менее все это время, от падения Египта и до наших дней, я…

– Ты – что? – спокойно спросила она.

– Если бы я знал, что на свете существует что-то, способное положить конец моей жизни, если бы я только знал об этой удушающей лилии… Или если бы я хотя бы знал, что я не один такой…

– Понятно, – прошептала она. – Выходит, я – твоя заблудшая непредсказуемая мать. И моя вина состоит в том, что я не лелеяла тебя как свое создание, а считала тебя вором того, от чего сама старалась уберечь этот мир.

– Но почему? Почему вы пытались уберечь мир от своего эликсира?

– Ты сам мог бы ответить на свой вопрос. Разве ты делал не то же самое? Ты открыл свои истинное лицо только в момент ослепления любовью. А до тех пор ты ведь сам считал множество поколений правителей Египта недостойными знать твою тайну. Которым ни при каких обстоятельствах нельзя было доверить власть и силу эликсира. Разве ты не замечал в глазах царей и цариц, советником которых ты был, проблески того, что в свое время уничтожило мое царство?

Можешь сравнивать это с огнем Прометея, если хочешь. Но ты все знал и тогда. Ты был достаточно мудрым, чтобы понять, чему научило меня падение Шактану. Стоит этому огню коснуться земли, как он станет причиной пожара, обращающего в пепел каждого, кто стоит у него на пути, и несущего с собой намного больше смертей, чем он способен предотвратить. Я постигала эту истину по дымящимся руинам своего государства. По войнам, охватившим мою страну. По трупам людей, уничтоженных мором. Это все история, но я пережила ее, я познала ее изнутри. Источник вечной жизни обычно попадает в руки тех, кто стремится наживаться на нем, использовать его в своих корыстных целях, и в результате это влечет за собой множество смертей. Я не допущу, чтобы у моего эликсира была такая судьба. И если тебя пугает одиночество, Рамзес, ты присоединишься ко мне в достижении благой цели. И смиренно примешь ее, даже если прежде твоя ослепляющая любовь не давала тебе возможности увидеть важность главного предназначения эликсира.

Он чувствовал себя глупо, как маленький мальчик, тщетно старающийся оправдаться за свои детские шалости. Да, он был монархом, с детства привыкшим, что любые его прихоти немедленно выполняются. Но также его с детских лет воспитывали выполнять свой долг, поддерживать справедливость и делать правильные вещи, руководствуясь благоразумием. Его смертная жизнь, к которой его готовили с детства, была насыщена ритуалами и жертвами, которые простолюдины просто не вынесли бы. А когда он из реальной исторической личности превратился в легенду, в Рамзеса Проклятого, он продолжал исполнять свой долг, но уже в качестве советника правителей Египта… А кем он есть сейчас, в присутствии этой властной женщины? Почему он чувствует себя таким уязвимым и страдает от этого?

Вид у него, вероятно, был пристыженный. Потому что она, медленно пройдя через всю комнату, подошла к нему и взяла его за руку.