Сердце дракона. Том 16 - Кирилл Клеванский

Насколько остро существо должно ощущать свое одиночество, чтобы расколоть собственный дух на сотни и сотни осколков и позволить тем существовать отдельно в виде деревни.

Сколько раз эпохи сменялись друг за другом, пока одинокий волк не овладел подобной силой. Хаджар еще никогда не слышал прежде, ни в легендах, ни в современных (последние пять эпох летоисчеления)чтобы кто-то демонстрировал подобное.

Выбежав к деревне, Хаджар увидел то, что и предполагал. Над осиротевшими срубами, над опустевшей дозорной вышкой и частоколом кружилась легкая, осенняя метель. Вихрем она уносилась все дальше и дальше в черное небо, сливаясь искрами белого света с мерцающими в ночи звездами.

— Хаджар-дан, Хаджар-дан! — спотыкаясь о траву и корни, бежал побелевший Албаудун. — Наковальня Предков! Что сейчас произошло! Только я начал обжимать симпатичную, похожую на гномиху, девушку, как произошло тако-о-о-ое, тако-о-о-е…

— Достопочтенный гном, — обеспокоенно улыбнулась идущая позади Лэтэя. — это была престарелая бабушка.

— Да ему нормально, — кинул в след, стряхивающий со шляпы снег, Шенси. — низкая, полная, с усами — что еще нужно гномьей душе.

Добежав до Хаджара, гном обнажил топоры и, встав спиной к спине, лихорадочно заозирался.

— Это демоны, — бешенно вращая глазами, произнес он в попыхах. — или еще какие твари! Хаджар-дан, надо делать ноги отсюда! Проклятье! Они все пуф! Паф! И снежком обернулись!

Гном все еще изображал из себя готового к битве с целым миром адепта, когда Абрахам, закурив трубку, встял рядом с ними и проводил взглядом уносящуюся в небо метель.

— Я так понимаю, ты встретился с их шаманом, — Абрахам кивнул на меч Хаджара.

Тот сместил взгляд к ножнам и с удивлением обнаружил, что прежде черная оплетка рукояти клинка вдруг окрасилась в белый цвет. Он чем-то напоминал лед и снег.

— Анализ, — мысленно приказал Хаджар.

[Обрабатываю запрос… запрос обработан. Объект: «Синий Клинок». Этап эволюции: Божественный артефакт. Следующая ступень эволюции: Звездный артефакт 92/100 %]

Значит, его хищное оружие почти достигло следующей ступени своего развития. Что, в целом, неудивительно. За последние десятилетия его добычей, волей случая или благодаря умениям самого Хаджара, становились сущности невероятной силы и немыслимо высоких ступеней.

— Это был Ледяной Волк, — объяснил Хаджар. — деревня — частички его души.

— В смысле? — переспросил Густаф.

Когда Хаджар уже собирался ответить, за него это, неожиданно, сделал Гай.

— Старый волк, — секирщик поправил маску и отвернулся от исчезнувшей в небе метели. — не выдержал своего одиночества.

— Расколоть душу на целую деревню, — подхватил Шенси. — а я-то, старый дурак, думал, что все они волки.

— Ну, в каком-то смысле, ты не ошибся.

— Спасибо, дорогая.

— Только не зазнайся, плешивый плут, — Иция слегка толкнула старого друга плечом.

Какое-то время отряд молча стоял на границе вымершей деревни, если хоть когда-то она вообще была населена кем-то, кроме отражений самого волка.

Отражений…

— Хаджар! — Лэтэя вовремя подхватила Хаджара и не дала тому упасть в снег. — Что с тобой… ты меня слышишь… что с тобой…

— Голова… — только и смог прошептать Хаджар. От боли ему казалось, что прямо внутри черепной коробки кто-то стучит изнутри долотом в каждую отдельную клетку нервной системы. — болит…

Что это… где это… когда это…

— И что планируешь делать теперь?

Он сидел на краю обрыва. Там, внизу, где-то вдалеке, плыли облака. Густые и плотные, они стелились единым покровом, напоминая земную твердь.

Здесь были и холмы кучевых, и горы грозовых, реки летних, тонких полосок перистых облаков, океаны циклонов и целые леса из дождевых.

Ему нравилось смотреть на эти бескрайние просторы. Они напоминали ему о земле. О тех кратких воспоминаниях, что остались у него после того, как боги решили воплотить его форму в человеческую.

Боги…

Их земля, на краю которой он сидел, никогда ему особо не нравилась. Искусственная, зависшая где-то посреди между звездным океаном вечности и земными страданиями. Ни её сады, ни пышные дворцы, ни высокие башни, полные самых могущественных тайн, мистерий и знаний, не прельщали Безымянного.

— Не знаю, мой правитель, — ответил он честно.

На его коленях лежал верный и надежный друг.

Меч, с каждым поверженным врагом, становившийся сильнее. Выкованный божественным кузнецом из частички его собственной души. Единственное в своем роде. Хищное Оружие Души. Черный Клинок. Именно благодаря этому мечу, а не броне или цвету волос, его стали называть — Черным Генералом.

Но это было тогда.

Те мириады эпох, когда гасли и рождались звезды, среди которых он бился с бесчисленным и страшным врагом, не знавшим смерти и усталости. Но закрылись Врата, создавая Грань, из-за которой тени и существа больше не пройдут в эту реальность.

— Кто я? — спросил он вслух. — Кто я, повелитель, если мне не с кем больше сражаться? Если нет за мной армии. Кто я, если у меня больше нет… больше нет…

— Того, что делало тебя тобой? — спросил голос.

Он кивнул.

Он почувствовал, что кто-то сел рядом с ним на край Седьмого Неба. Кто-то невероятно могущественный. Возможно, даже столь же могущественный как он сам.

Разумеется это не был Дергер, которому Черный Генерал подчинялся. Они оба — и генерал и Бог Войны знали, что случись им сойтись в схватке, то в небытие отправиться вовсе не Генерал.

Небытие…

Страшно звучит.

Он слышал, что после гибели смертных их встречали праотцы и ждало перерождение.

Глупые смертные.

Они вожделели участь богов. Не зная, что тех за границей времени ждет лишь ничто и полное забвение. Боги не перерождались. Боги не встречали праотцов и матерей их матерей. Лишь одиночество небытия.

Как осколки разбитого зеркала с запертыми внутри отражениями их собственных судеб.

— Все Седьмое Небо празднует, Генерал, — произнес голос. — оно славит своего спасителя. Славит тебя. Почему ты не на пиру? Аштари ждет тебя.

Аштари… у неё было много имен. Каждый уголок смертного мира называл её по-разному. Но здесь, на Седьмом Небе, Богиню Любви звали именно так — Аштари.

— Вы тоже здесь, мой повелитель.

— Справедливо, — ответил невидимый. Яшмовый Император редко показывался, предпочитая скрывать себя за магией Слов. — Но, видишь ли, я могу испортить праздник своим появлением. Когда подданные пируют, правитель должен найти причину, чтобы поскорее уйти с торжества и не мешать. Наш удел — удел одиноких. Может именно поэтому Ляо Фэнь говорить, что лучшим правителем становится затворник, не желающий ни мира, ни войны, ни власти. Но, увы, именно такие никогда правителями и не будут.