Снег на экваторе - Андрей Поляков

Положение постепенно меняется. Растет экономика, развивается туризм, строятся комфортабельные гостиницы, прокладываются новые дороги. Лалибела вновь притягивает и восхищает иностранных визитеров.

Рукотворное чудо названо в честь царя династии Загве, правившего в конце XII – начале XIII века. Согласно легенде, однажды на будущего монарха, лежавшего в колыбели, налетел рой пчел. Насекомые густо облепили младенца, но не причинили ему вреда. В память о знаменательном событии мальчика нарекли Лалибела, что значит «тот, чья верховная власть признана пчелами».

В древней Эфиопии считалось, что пчелы обладают пророческим даром, а раз так – Лалибеле было суждено великое будущее. И впрямь, сколько раз ни пытался свести его в могилу завистливый старший брат, юноша оставался цел и невредим. Осуществить коварный замысел не помог даже яд. Провалявшись три дня без признаков жизни, Лалибела, к ужасу своих врагов, встал со смертного одра живым и здоровым.

За эти три дня, повествует легенда, душа его побывала в трех небесных сферах. Там она встретилась с Господом, который повелел восстать из мертвых, чтобы воздвигнуть невиданные храмы, объяснив, где и как их следует строить. Когда Лалибела вернулся к жизни, несостоявшийся убийца явился к нему с повинной и добровольно отрекся от власти в пользу младшего брата. Как выяснилось, так приказал завистнику представший пред ним накануне Господь. Помирившись, братья вдвоем взгромоздились на одного мула и поехали в место, указанное Всевышним.

Несмотря на очевидные трудности, храмы были построены невероятно быстро. Оттого, что по ночам работу продолжали ангелы, утверждает легенда. В основной комплекс вошли десять церквей, располагающихся по обе стороны реки Иордан. Большинство из них соединены между собой системой туннелей, вырубленных в скалах. Главные реликвии находятся в часовне Селассие. Это скипетр, трон Лалибелы и коллекция эфиопских крестов. Последние настолько уникальны и филигранны, что покоряют с первого взгляда. Купить такие кресты, пусть не столь тонкой работы и не из драгоценных металлов, можно везде в регионе. Торгуют ими и в Кении на блошиных или, как их там называют, масайских рынках.

Еще одна легенда связана с уже упоминаемой церковью «Бет Гийоргис». Она гласит, что когда Лалибела почти завершил строительство комплекса, пред ним в доспехах, на белом коне предстал Святой Георгий. Он грозно вопросил монарха, почему тот забыл возвести храм в его честь. Царь пообещал исправить промашку и посвятить воинственному святому самую красивую церковь. Говорят, Георгий весьма придирчиво следил за строительством. Во всяком случае, монахи охотно показывают посетителям следы от копыт его коня.

Службы в церквях идут и сегодня, спустя почти тысячу лет после легендарных событий. Самые красочные можно увидеть на Рождество и Крещение – эти праздники, как и в России, в православной Эфиопии отмечаются 7 и 19 января.

Правда, Русская православная церковь хотя и считает эфиопскую братской, но называет ее по-иному – ортодоксальной. Разница несущественна и состоит в обрядовых тонкостях. Об этом я узнал в Свято-Даниловом монастыре, когда в 1998 году наша церковь передавала дар эфиопским братьям в ознаменование столетия установления дипломатических отношений. Древняя Эфиопия, которая, в отличие от других африканских царств, никогда не становилась колонией, первой на Черном континенте установила официальные контакты с Россией. Как известно, Аддис-Абеба находится от Санкт-Петербурга не близко, но царское посольство в сопровождении казаков атамана Краснова проделало этот путь уверенно и быстро, едва не опередив французов, имевших по соседству колонии.

Передавать дар послу Эфиопии вышел сам патриарх Алексий II. Он представил сверкающий позолотой престол, изготовленный специально для храма резиденции эфиопского предстоятеля Павла. Слушая краткую речь Алексия II, я обратил внимание на то, что древнейшая церковь называется не православной, а ортодоксальной. Тесным связям это никогда не мешало и не мешает.

– Оба наших народа исповедуют христианство, – сказал тогда Алексий II. – Многое пришлось им пережить, но даже в трудные времена в Ленинградской духовной семинарии учились студенты из Эфиопии, которые впоследствии стали на родине видными деятелями церкви.

Патриарх напомнил о трудностях, с которыми столкнулись верующие.

– На долю Эфиопии также выпало жить при атеистическом режиме, разрушавшем святыни, храмы, веру, – отметил Алексий II. – Но сейчас и в Эфиопии, и в России идет возрождение духовных начал.

Эфиопский посол слушал русского патриарха не с формальной, приличествующей случаю вежливой почтительностью, которую обычно выказывают дипломаты, а с искренней радостью и благодарностью. Видно было, что в Свято-Даниловом монастыре он чувствует себя свободно и уютно, среди своих. Потом в Кении я не раз наведывался в эфиопские церкви и мистическим образом ощущал себя ближе к дому. В стране, где на русских смотрели как на малознакомую и малопонятную экзотику, для служителей эфиопских храмов мы были братьями по духу. Под сводами церквей что-то смутное и давно позабытое, но знакомое и приятное поднималось из глубин подсознания. Далекая, непривычная Африка становилась родной.

После двух часов быстрой ходьбы по каменистой почве, изрытой оврагами, истыканной шершавыми валунами, оплетенной колючим кустарником, я здорово пожалел, что ввязался в эту авантюру.

– Если что, самому отсюда не выбраться, – слабо пульсировала в голове единственная жалкая мыслишка, еще не полностью выжженная ядерным солнцем.

А начиналось все весьма невинно, всего в сотне километров от столицы Кении, на одном из самых оживленных шоссе страны, в маленьком, но вполне цивилизованном, по местным меркам, городке Гилгил. Обычно я проезжал его, не останавливаясь, но на сей раз на пути в Национальный парк Накуру притормозил, чтобы заправить автомобиль. Я уже расплатился и садился за руль, когда говорливый служащий бензоколонки, узнав о моей профессии, оживился еще больше и окликнул стоявшего неподалеку парня.

Впечатление тот производил самое неблагоприятное: драная куртка с небрежно оторванными рукавами, замызганные, засаленные, закатанные до колен штаны, изношенные вьетнамки на грязных ногах, покрытых нарывающими шрамами. И запах, запах! Интересно, когда он последний раз держал в руках мыло?

– Айзек Канунья, – представился парень.

– Айзек, брат, помогай, – патетически воскликнул заправщик. – Это иностранный журналист. Покажи ему Утути. Он расскажет о нем по Би-би-си и напишет в Си-эн-эн.

Я скромно молчал, ожидая, когда «братья» соизволят объяснить, что такое Утути и почему мне непременно надо поведать о нем всему земному шару, но они пустились в длительные препирательства на неведомом языке. Устав ждать, я махнул рукой и пошел к машине, но заправщик бросился наперерез и вновь перешел на английский.