Kyvernítis - Александр Грохт

превратил этот кусочек мира в настоящий, и теперь тут не работает большая часть правил игровой реальности. Кстати. А раз так…

Я ускоряюсь, и ускорение срабатывает, вот только больше нет надоедливого таймера времени до конца способности. И это прекрасно. Скорость моих движений сравнивается со скоростью противника, я подныриваю под его очередной удар, и простым приемом из американского футбола — удар плечом в поддых — сбиваю его с ног. Все-таки хреновый ты боец, Гермес. А, нет, не хреновый. Кадуцей использовать в такой ситуации он не может, поэтому отпускает его из рук, и, врезав мне согнутыми ногами из невозможного положения прямо в затылок, выскакивает из захвата, попутно нанеся неизвестно откуда взявшимся кинжалом рану. Сама рана фигня, вот только на клинке был какой-то яд, и на мне начинает тикать дебафф, снося каждую секунду по полтиннику хитов, и парализующий практически все мои способности. Я могу только лежать и хватать воздух ртом.

Амбец. Этот дебафф полностью блокирует мою регенерацию, и секунд через триста я просто умру.

Локи, в соответствии со своей клятвой побратимства и дружбы, лезет в неравный бой. Вот только Меркурий уже в конец осатанел, и явно не экономит энергию. Он хватает бога обмана за кисти рук, и начинает их выкручивать вверх, а попутно включает опять свой электроразрядник встроенный в тело, и применяет его, пассивно нанося урон Локи. Сверкающая рука отпускает ослабевшую кисть и вцепляется в горло, продолжая нещадно искрится.

— И ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ, КТО ПОДДЕРЖИВАЕТ ТЕБЯ! СО ВСЕМИ ТВОИМИ ПОМОШНИКАМИ И ДРУЗЬЯМИ, ВОИН ДОРОГ!

С этими словами он отпускает и вторую руку Локи, и наносит удар тем самым кинжалом, что поразил мой бок, в глаз своего оппонента, и загоняет его в голову Локи, сокрушая мозг в черепной коробке, до тех пор, пока крестовина кинжала не упирается в череп.

Брезгливо отшвырнув труп бывшего союзника, он поднимается, все еще покрытый короной молний, и все такой же надменный. И совершает последнюю ошибку. Вместо того, чтобы перейти к добиванию меня — решает немного поиздеваться, и метает свой кинжал точно и метко в голову Ланселота, все так же лежащего в отключке. Бросок меток, а силы достаточно, чтобы не просто пробить голову моего последнего друга, а оторвать ее от тела и пришпилить к стенке на манер эдакого издевательского трофея.

Я должен бы, ревя от ярости, кинуться на обидчика. Но мой мозг затопила внезапно такая мягкая пелена спокойствия. А изнутри поднялся кто-то иной, более сильный и не испытывающий моей боли. Он попросил:

— Подвинься, пожалуйста. Обещаю, ты все увидишь. Сегодня это еще не твой бой, а скорее мой. Но когда-то придется самому отвечать за свой мир. В конце концов, я придумал Воина Дорог для того, чтобы он сам мог побить любого врага, не полагаясь на Творца. А ты теперь вместо него, так что изволь подучится быть Защитником.

Из сияния проступили черты … Лекса, сейчас кучкой лежащего у стены ангара. Вернее, лежавшего. Туда угодило прямое попадание ракеты из взорвавшегося контейнера — именно этого пытался избежать Ланс, а я просто не заметил в пылу боя. Но похоже, что у творца были свои, странные взаимоотношения с миром игры. Ну или стали, из-за покореженности реальности Гермесом.

— У меня миллион вопросов. Но поклянись, что ты ответишь на них, и я сейчас отступлю.

— Клянусь своим правом Создателя, что отвечу на все вопросы. А теперь…

Мое сознание остается сторонним наблюдателем, а контроль за телом берет существо, куда более мудрое и сильное. В миг он исцеляет мою рану и эффект яда, шутя отбивает засиявшей ладонью поток молний, и вытягивает из ножен на поясе тот самый меч по имени Грамм, принесенный мне перед боем ныне мертвым побратимом.

Его противник еще ничего не понял, и все так же осатанело продолжает атаку, призвав обратно свой посох. Но ни одна атака даже не коснулась моего тела, а клинок из реального мира сверкает как хвостовой пропеллер вертолета в руках меня-Лекса, по кусочку обрубая с кадуцея змей, навершие, и начиная крошить рукоять. Гермес отступает под этим нескончаемым потоком ударов, пытаясь хоть что-то предпринять. Засияв, он ускоряется еще сильнее, и каждый его удар теперь сопровождается шлейфом неизвестной энергии в воздухе.

Вот только на Лекса это не производит никакого впечатления. Он методично продолжает бить Граммом в оружие Гермеса, и игнорирует любые удары по себе. Наконец происходит то, что должно было случится ударов двадцать назад — изрубленный посох не выдерживает, и раскалывается на две половины, каждая из которых начинает спешно истаивать в руках своего обладателя. Вместе с кадуцеем развеиватеся и сверхестественная защита, не дававшая нанести Гермесу урон.

Из инвентаря Странника извлекаются один за одним новые клинки, выдерживающие максимум пару секунд боя. Его тело покрывается ранами, и вот уже повисла плетью левая рука, и он еле может передвигаться, не то что вести активный бой. Удар ногой в лицо отправляет недавно пафосного бога на закопченые плиты мехдвора, а при попытке подняться — в горло упирается клинок Грамма.

—Ну вот и все, Психомп. Сдавайся, и я попробую уговорить этого парня не убивать тебя. Хотя это будет и очень трудно, учитывая, что ты совершенно просто так перебил его друзей.

С трудом фокусируясь на том, куда он смотрит, избитый и окровавленный греческий бог все же находит в себе силы чтобы гордо вскинуть голову и попытаться ответить с былым апломбом:

— Творец не имеет права вмешиваться в дела своего мира напрямую. Для боя с богами существует Защитник, и он бы проиграл. Ты нарушил правила.

— Ну вот только Защитник на этапе формирования мира был обманут неким чужим богом и обокраден. А пришедший извне — не получил полный комплект снаряжения и инициацию до вызова его на дуэль РАВНЫХ. Так что мое вмешательство обусловлено тем, Что Защитника у мира нет, есть только Идущий Путем Защитника. Ну как, не ожидал, Меркурий? Да, я, смертный, знаю правила богов. Да и вообще. Я же обещал тебе тогда, на руинах Загреба, что я еще вернусь.

— КЕЦАЛЬ? Это невозможно. Ты мертв. Я своими руками разрушил последний алтарь.

— Конечно. Только ты забыл, что у меня есть смертные наследники. Так что я просто скрылся в их роду, каждые пятьдесят лет возрождаясь в одном из потомков. И ждал. И готовился. Три сотни лет. Как тебе моя импровизация, Психомп, неплохо для древнего мертвеца? Не имея ни единой