Вирус - Джонатан Мэйберри

Мы уставились вверх, даже некоторые из бродяг подняли мертвые лица, когда тяжелые панели — целиком и разорванные на части — смертоносным дождем посыпались вниз.

— Берегись! — крикнул я, схватил Грейс за плечи и дернул назад.

Здоровенный кусок металла просвистел, словно топор дровосека, прямо над тем местом, где она только что стояла, и рассек стол пополам. Мы оба закричали, от резкого движения опрокинулись назад и, перекатываясь друг через друга, оказались у стены. Я обхватил Грейс и уткнулся лицом в ее шею, спину мне царапали мелкие обломки. Остальные попрятались под тяжелыми лабораторными столами или скорчились в углах. Сотни фунтов зазубренной стали усеяли пол. Первые три ряда мертвецов были сметены и разодраны в клочья, но остальные, не способные ощущать потрясение или изумление, топали вперед, к своей единственной цели. Мы могли укрыться лишь за развалинами нашего редута, но не успели поднять головы, как воздух прошили автоматные очереди. Пришлось вжаться в стену, закрыть глаза и уши, пока свистящие пули рвали бродяг на куски. От рикошетных выстрелов на нас сверху сыпалась штукатурка.

Я перехватил взгляд Старшего, который смотрел на меня. Он закатил глаза, покачал головой и беззвучно произнес: «Кавалерии ур-ра!» После чего, несмотря на полное безумие момента, расхохотался.

Стоял адский грохот, повсюду лежали мертвецы, а я чувствовал, как судорогой сводит живот, и, хотя впору было рыдать от ужаса, тоже разразился смехом. Грейс поглядела на нас, как будто мы свихнулись. Банни присоединился к нашему веселью, и мы надрывались, словно чокнутые.

— Чертовы янки, — засмеялась Грейс. Но слезы текли по ее щекам, и вскоре смех сменился рыданиями.

Я прижал ее к себе и крепко держал, успокаивая.

Обнимая Грейс, я увидел Гаса Дитриха, который ловко спускался по веревке, свисавшей из оконного проема, и одновременно палил из автомата.

Корабль «Альберт Швейцер».

Среда, 1 июля

Человек с повязкой на лице гулял по палубе, или лежал в шезлонге, или сидел в инвалидном кресле, колеса которого были заблокированы тормозом по причине качки и неровного хода корабля. Судно «Альберт Швейцер» находилось на постоянной службе у Красного Креста более шестнадцати лет и уже пять из них оказывало поддержку британским и американским флотам. На «Швейцере» транспортировали раненых и выздоравливающих солдат с театров военных действий к родным берегам или в те страны, где им могли сделать необходимую, порой чрезвычайно дорогую операцию. Специальные клиники экспериментальной хирургии находились в Швейцарии и Голландии, реконструктивной хирургии — в Бразилии, микрохирургии — в Канаде, нейрохирургии — в Соединенных Штатах. Фонд для оплаты услуг корабельной команды и медиков был создан правительствами пяти государств, однако этих дотаций едва ли хватило бы на уголь в корабельной топке. Зарплату команде и персоналу, медицинское оборудование, лекарства и хирургические инструменты, даже пищу и питье обеспечивали щедрые пожертвования от трех интернациональных корпораций: «Хамиш Данвуди» из Шотландии, «Интерсол-Спюнген фармацевтикал» из Голландии и основанной в Америке фирмы «Синтетические растворы», занимающейся вакцинными препаратами. Компании вроде бы ничто не объединяло, однако все три частично принадлежали, через подставных лиц, «Ген2000». А «Ген2000» владел Себастьян Голь.

Рослый человек, стоявший у борта, знал, что Голь каким-то образом связан с Красным Крестом и фондами поддержки, хотя степень и размах этих проектов были ему неизвестны. Он ими особо не интересовался. В настоящий момент для эль-Муджахида имело значение лишь то, что теперь его зовут Сонни Бертуччи, он американец во втором поколении, итальянского происхождения, проживающий на одной из мрачных улиц Бруклина, поблизости от Кони-Айленда. У него в бумажнике лежал моментальный снимок Сонни с женой, Джиной, и двумя их сыновьями, Винсентом и Дэнни. Отпечатки его пальцев докажут, что он был вольнонаемным в береговой охране и три года служил в «Глобал секьюрити», частной компании, имеющей лицензию на проведение операций в Ираке и Афганистане. Даже самый пристальный компьютерный поиск выдаст лишь информацию, подтверждающую его личность, потому что все документы, от водительских прав штата Нью-Йорк и удостоверения добровольного донора, лежавших в его бумажнике, до кредиток, запертых в сейфе корабля, выписали реально существующие организации. У Голя все было схвачено.

Воин опустил мускулистую руку на прохладный металл ограждения и посмотрел вдаль, на тонкую линию горизонта, будто прочерченную углем. Небо яростно полыхало. Громадное летнее солнце садилось на западе, и его догорающие лучи бросали на воду алый отсвет — казалось, каждая волна охвачена пламенем. Эль-Муджахид медленно повернул голову. Под его неистовым взглядом статуя Свободы словно плавилась в адском огне.

Дикие, темные времена надвигаются на нас, и пророку, пожелавшему написать новый апокалипсис, придется изобрести совершенно новых тварей, и тварей настолько ужасных, что древние символы святого Иоанна покажутся в сравнении с ними воркующими голубками и купидонами.

Генрих Гейне. Лютеция.

Аугсбург газетт, 1842 год

Крисфилд, Мэриленд.

Среда, 1 июля, 5.01

Черч не стал спрашивать, в порядке ли я. Он привалился к крылу «Хамви» и слушал, а я описывал ему все, что произошло на заводе. Вокруг нас суетились оперативники ОВН и их коллеги из местных и федеральных агентств от «а» до «я». Здесь поставили стадионные прожекторы, и было светло как днем, хотя до восхода оставался еще час. Воздушное пространство над нами официально объявили запретной зоной, сделав исключение лишь для военных вертолетов, а территорию — местом «возможной атаки экстремистов». Все деловые и частные здания опустели, население целого района пришлось эвакуировать. Прессу не приглашали. Согласно замысловатой книге сценариев службы внутренней безопасности, мы находились в зоне боевых действий, что оправдывало каждый наш выстрел.

Когда я договорил, Черч задумчиво уставился на меня, поджав губы, и спросил:

— Все ли были тщательно осмотрены врачами?

— Да. Много царапин и порезов, но укусов нет. Мои ребята пострадали от взрывов. Кроме того, все, в той или иной степени, — в шоковом состоянии.

— И вы тоже? — Его взгляд пронизывал насквозь.

— Абсолютно. Физически и морально. А как иначе? Я пережил потрясение. Все мышцы дрожат, будто их взбивали в блендере. Правда, кто-то сердобольный накачал меня витаминным коктейлем, и еще я получил горячий кофе, еду и белковый напиток, такой же вкусный, как лошадиная моча. В общем, ощущаю себя черепахой, но жить буду.

Он коротко кивнул. Мистер Радушие.

— Что вы думаете по поводу произошедших событий? — поинтересовался он.

Дюжина ответов, один остроумнее другого, вертелись на языке, однако я мысленно одернул себя и произнес: