Код Вавилона - Уве Шомбург

Пастырь Киша, объедини стада, чтобы возникло могучее царство, и помни: не чтить и порочить вашего бога, приносить жертвы не тем богам, убивать, красть, нарушать брак и лживо клясться — все это грехи, от которых народ должен отречься. Пастырь, укажи правителям и стадам, чтобы они чтили и славили своего бога».

— На этом текст обрывается, — устало пролепетал Лавалье.

Тиццани покачал головой. Его лицо окаменело:

— На шумерской глиняной табличке!

— Основной текст Декалога на старейших из когда-либо найденных шумерских глиняных табличек. Библия разоблачена как плагиат! — Лавалье закашлялся, поскольку он перенапряг свой голос. — Библия из Алеппо, Codex Vaticanus, Vulgata — все это сокровища христианского мира и иудаизма. Но вот это — ценность всего человечества. Какому музею следует передать эти таблички?

Издатель вскочил:

— Монсеньор Тиццани, теперь вы понимаете, что я имею в виду?

Посланник папы стоял у стола, прикрыв глаза, и пальцы его правой руки поглаживали одну из костей.

— Текст не полон, — вдруг сказал Тиццани.

— Что вы имеете в виду? — Лавалье растерянно переводил взгляд с одного на другого.

— Шесть табличек от Навуходоносора и шесть более старых — от этого царя из Киша. Всего двенадцать. — Тиццани смолк, потом пробормотал с по-прежнему закрытыми глазами: — …принес в дар в его честь семь табличек и кости пастыря. Так гласит одна из строк, которые вы зачитывали. Она все еще отчетливо звучит у меня в ушах. Здесь недостает одной из самых древних табличек! Где она, и что на ней написано?

— Минуточку, — Лавалье лихорадочно просматривал текст на своих листках.

Тиццани открыл глаза и устремил взгляд на кости:

— И чьи это кости?

Фонтенбло

Вечер субботы

— Они нас убьют. Или мы просто сдохнем здесь от голода. — Антонио Понти говорил вялым, монотонным голосом, вертя в пальцах обломок затвердевшего цементного раствора.

Он сидел на каменном полу клетки, прислонившись спиной к стене. Лицо его осунулось, щеки запали. С начала его заточения — а это случилось неделю назад — он голодал, получая ежедневно лишь отмеренную порцию воды.

Крис ковылял вдоль стены клетки, опираясь о нее рукой. Боль накатывала волнами. Он стискивал зубы, стонал, хрипел, вновь и вновь пытаясь сделать свое тело менее чувствительным. С каждой волной боли набегали воспоминания. Как отрывочные сцены из фильма, в голове мелькали отдельные события последних дней. Сперва Джесмин, потом Форстер и вдруг массивная фигура этого Шарфа в Мюнхене.

В тот вечер все и началось — с его несдержанности. Если бы тогда он придержал язык, то не лишился бы премии и мог бы подцепить пару новых клиентов. А так у него не оставалось выбора, и он заглотил отравленную наживку, которую Форстер преподнес как лакомый кусок.

Он снова мысленно увидел зал со множеством людей в вечерних нарядах и богатый буфет у стены. В нем заворочался голод. Ему они тоже выдали лишь порцию воды. Сказали, что здесь он сможет наконец испробовать на себе, насколько очистительно действует пост на грешную душу.

— Почему они нас не допрашивают? — спросил Крис, чтобы отвлечься.

— Еще, может, допросят, — ответил Понти, скучающе наблюдая за Крисом. — Не усугубляйте.

Крис вновь и вновь сознательно растягивал мускулы, потягивался всем телом и стискивал зубы, как только колющая боль пронизывала его реберные дуги. Если он хочет бежать, ему важно знать, что он может положиться на свое тело.

— Тебе бы тоже надо что-то делать, — возразил Крис. Понти был слишком безразличен к нему. Может, ему и самому через неделю в этом подземелье все станет безразлично. — Если верно то, что ты говоришь, почему бы им сразу не сделать то, что они хотят? Почему они не прикончили тебя сразу?

— Это циничные фанатики. У них идеология. Может, они получают удовольствие, давая нам потрепыхаться, — Понти презрительно фыркнул. — До сих пор они сомневались: вдруг я им еще понадоблюсь. Но вот поймали и тебя. Теперь у них есть все.

— У меня нет охоты подыхать в этой норе. — Крис подумал о Джесмин. Он ощутил ее запах, мечтательно вспомнил ее мягкие движения. Когда это было? На какой-то момент он почувствовал ее нежные пальцы на своей руке. Ему стало нехорошо. Он услышал вдруг ее смех. В последние два дня он не раз представлял себе, каким прекрасным мог быть их общий отпуск.

На его Индеворе.

— Слышишь? — Понти поднял голову, прислушиваясь.

Лицо Джесмин растаяло. Крис различил легкий стук, бормотание вполголоса, шаги и шум.

— Если твои предположения верны, мы должны попробовать сейчас… — Крис пытался поймать взгляд Понти.

— Согласен. Но как?

— Как получится… — Крис лег рядом с Понти на пол. «Если не подведут мои кости», — подумал он, стараясь сконцентрироваться.

Вскоре у решетки остановились Марвин, Барри и бородавчатый. Барри открыл дверь.

— Фу! Ну и вонь! — Марвин отвернулся в сторону и сплюнул.

«Оружия ни у кого не видно, — подумал Крис. — Это шанс!»

Бородавчатый втащил в темницу компрессор, держа в руках шланг с металлическим наконечником. И шланг, и кабель тянулись за прибором, исчезая в коридоре.

— Побудка! — Марвин стоял в дверях темницы, расставив ноги.

Затарахтел мотор.

Струя воды ударила Крису в грудь. Ледяной кулак вышиб у него из легких весь воздух. Он стал ловить воздух ртом и с ревом вскочил на ноги.

Внезапно давление ушло, и теперь в водяном каскаде скрылось тело Понти. Его крики смешались с хохотом в дверях.

И вновь холодная вода забарабанила по телу Криса. На сей раз ледяная струя ударила по его правой ноге, и Криса опрокинуло.

Он со стоном вновь поднялся на ноги, тогда как Понти рухнул на пол. Трясясь всем телом, Крис стоял посреди камеры. Ледяное кольцо все еще стискивало его грудь, и вода стекала по ногам, собираясь в лужи.

— Достаточно! — Громкий окрик Марвина разорвал пелену помутнения в голове Криса. — Выйдите вперед!

Крис дрожал, в его ботинках хлюпала вода.

— Дальше! Ну же! Еще дальше! Стоп! — Марвин следил за их движениями. — Вот теперь вы настоящие мокрые курицы. Теперь — о правилах! Я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Если нет, то…

Струя воды снова ударила в грудь Криса. По силе удара это было сравнимо с молотом, и он опять не устоял на ногах. Оглушенный, он с трудом поднялся на ноги.

— Что это за кости, Зарентин? И где недостающая табличка?

Что этому Марвину от него нужно? Ни Форстер, ни Рамона Зельнер ему об этом не говорили. А кости — о них он бы и сам хотел узнать побольше.