S-T-I-K-S. Территория везучих - Артем Каменистый

– Я или работаю, или не работаю. Если работаю, хорошо работаю, я тебя никогда не подводил, ты же знаешь, зачем так плохо говоришь, – с детской обидой залепетал уродец.

– Ну-ну, успокойся, я ни в чем тебя не обвиняю, просто уточнил – порядок такой. Значит, нашелся у кого-то хитрец и против нашей хитрости. Получается, мы его не видим, он нас тоже не видит. Я чую, что он где-то поблизости находится, он тоже нас чует. Он может в тридцати шагах от нас засесть. Или они. Позиции у нас одинаковые, а это плохо, воевать нужно, когда у нас преимущество. Так что воевать мы не будем. Пойдем по асфальту, только тихо-тихо, звуки от нас приглушены, но все равно услышать могут. А потом обойдем эти места стороной и развернемся к шестой точке.

* * *

То, что за группой охотится невидимка (или даже невидимки), заставило Карата по-новому взглянуть на все, что связано с прогулками по Улью.

Первое, что он осознал – если на него будут охотиться столь одаренные личности, охота надолго не затянется и завершится, увы, не в его пользу.

Никакая сверхскорость не спасет от такого противника. Разве что у того не окажется дальнобойного оружия и ему придется приблизиться к жертве на радиус действия невидимости, после чего крикнуть «ура!» и броситься в рукопашную. Да и то не факт, что все будет происходить именно так, в механизме этого умения Карат совершенно не разбирался.

Или группы умений. В Улье часто бывает так, что самые разные подарки внешне работают почти одинаково или называются аналогично, но при этом отличий между ними масса (вплоть до принципиальных). Взять то же ночное зрение – одни видят так же, как днем, другие хуже, чем в самый дрянной прибор, но и тех, и тех в повседневной речи друг от дружки отличать не принято.

То, что передвигаться по кластерам нужно бесшумно, Карат и раньше понимал. В Улье обувь с подковками и прочими звонкими ухищрениями спросом не пользуется именно поэтому. А вот то, что приминаемая твоими шагами трава может с высокой точностью выдать местоположение, новость.

Вот потому Пастор и рвался на асфальт. Шоссе в четыре полосы с лишенными растительности обочинами, простора для сократившейся группы на нем более чем достаточно. Там главное – не топать со всей дури, а примять ты ничего не примнешь при всем желании.

Но чтобы добраться до шоссе, потребуется преодолеть не одну сотню шагов сделанных перед этим по злополучной лесополосе и подходам к ней. И если среди деревьев можно, пусть и со сложностями, не беспокоить растительность, то дальше столкнулись с неразрешимой проблемой.

Деревья и кусты закончились, дальше, до самой обочины, как минимум метров на восемьдесят, тянулась полоса, густо затянутая травой, причем травой высокой, сочной, не тронутой домашним скотом, не затоптанной ногами пешеходов. И никаких троп через эту преграду нет, разве что назад вернуться, сделать крюк по полю и поискать. Но это значит – пройти поблизости от места, забрызганного кровью Туриста, мимо его винтовки, скрывающей под прикладом громкую смерть.

Граната под оружием – ерунда. Карат прекрасно понимал мысли Пастора – тот опасается, что этот сюрприз специально оставили, чтобы отвести внимание от главного, от того, что с гарантией выведет из строя всю группу, если та сунется в западню.

Невидимость – это здорово, вот только от всего на свете она не защищает.

Пастор, притормозив на краю травяной полосы, оценил ситуацию и спокойным голосом прояснил свои планы по поводу преодоления препятствия:

– До дороги около ста шагов, придется двигаться быстро, постарайтесь не сильно шуметь и ничего не говорите.

Карату греметь особо нечем – ни оружия, ни лишних вещей. Обвешанному разными железяками Черепу тяжелее всего приходится, но надо признать, что он справляется с этим на «отлично» – передвигается не громче других. Как ни странно, больше всего шума производит Гномик – мелкий, с виду проворный, глядя на такого, кажется, что уж он-то способен незаметной мышкой в любую норку проскользнуть. Но на деле гремел и звенел, будто ржавый древний тарантас, за которым волочились привязанные хулиганствующими мальчишками гирлянды пустых консервных банок.

Всего-то около ста шагов – плевое расстояние, препятствий нет, трава не такая уж и высокая, продвижению не мешает, но все равно мгновенно проскочить не получится.

В ритм торопливой поступи четверки бегущих мужчин, помимо шороха и позвякивания амуниции, вкрался посторонний мотив, до этого ничего подобного Карат не слышал. И тут же, нарушая приказ Пастора о звукомаскировке, по ушам резанул крик Гномика:

– Граната!

Наверное, новый мир научил не только тело ускорять – мысли у Карата тоже иногда начинали течь с неимоверной быстротой без предварительного напряжения ушей. Вот и сейчас за кратчайший срок он успел передумать многое.

Звук, который предшествовал крику, очень похож на падение твердого увесистого предмета, и, если вспомнить о значении произнесенного Гномиком слова, можно легко догадаться, о каком именно предмете идет речь.

То, что граната не разорвалась при ударе, хорошо, это дарит Карату немного времени. Сколько именно, сказать невозможно, это зависит от типа запала и особенностей процесса метания.

А вот то, что, судя по звуку, граната упала рядом – плохо, шансы оказаться за пределами радиуса разрушительного действия ее осколков стремятся к нулю.

Но то, что Карат примерно понимает, где именно она покатилась по траве, почти отлично. Все, что сейчас нужно сделать, – это прыгнуть в противоположную сторону, залечь на брюхе ногами в направлении возможного взрыва, и при этом молить демонов и ангелов Стикса, чтобы смерть пронеслась мимо или в крайнем случае пометила толстые подошвы, не сильно изувечив ступни.

Впрочем, насчет ангелов он погорячился – в таком мире им делать нечего.

Откровенно говоря, тут и демонам неуютно.

Граната взорвалась в тот миг, когда Карат только-только плюхнулся на живот. По ушам ударило звонко, но, в сущности, никак, до контузии или хотя бы приличного оглушения далеко; по левой ступне что-то врезало жестко и совсем не больно; Гномик, завалившийся рядом, начал неистово ругаться, судя по интонации и односложности высказываний, его зацепило на совесть.

Перевалившись на бок, Карат чуть приподнялся и успел увидеть, как прямо из воздуха возникло темно-зеленое яйцо, увенчанное выступом запала. Вращаясь в воздухе, оно, казалось, летело точно в лоб, и лишь в конце стало понятно, что плюхнется в траву возле плеча.

Не плюхнулось.

Карат напряг уши, неистово надеясь, что за прошедшее время нещадно перегруженный дар чуть восстановился и позволит сделать сущую малость. Извернулся, поднял руку, легонько толкнул приземляющуюся гранату, поспешно вышел из ускорения, балансируя на грани провала в тьму бессознательности.

Легкий толчок в состоянии активированного дара на деле оказался очень даже не легким. Граната улетела назад с такой прытью, будто ею из баллисты запустили, а Карат, не сводя взгляда с направления, с которого она появилась, прокричал: