Охота на Овечкина - Инна Шаргородская

– Нет! – вскрикнул Овечкин.

Охотник медленно повернулся к ним.

– Хораса… А это мысль. Уж он-то тебе объяснит. Если сам еще жив, конечно.

И, не говоря более ни слова, он поднес сложенные руки ко рту. Подземелье огласилось нечеловеческим ревом такой силы, что Овечкин даже присел невольно, прикрыв голову руками. Если Ловчий мог за секунду до этого показаться ему существом совершенно бездушным, то сейчас он понял, что на самом деле испытывает охотник. Рев этот ничем не напоминал звук охотничьего рога, как в прошлые разы, в нем слышались все высказанные и невысказанные проклятия и неприкрытая угроза, и боль… казалось, один этот звук способен убить на месте любое живое существо. Неудивительно, что никто не откликнулся на него. Подземный мир будто вымер.

Выждав, пока затихнет эхо, Ловчий повторил вызов. И опять никто не ответил.

– Вот видишь, – глухо сказал он, опуская руки. – Похоже, ты уже свободен. Пошли.

– Нет, – Михаил Анатольевич твердо покачал головой. – Попробуйте еще раз. Мы не имеем права так уходить!

Сердце у него разрывалось. Малышка Фируза, такая храбрая… и такая беспомощная, в лапах у этого… у этой… Он не мог больше ни о чем думать.

– Вдруг она еще жива? Помните того карлика-короля… вдруг ее унесли к нему…

– Какая разница? – огрызнулся Ловчий. – У них у всех тут одно на уме!

Он не стал говорить, что именно. И без того было понятно.

– Нет, – упрямо сказал Овечкин. – Я не верю. Прошу вас, попробуйте еще…

Ловчий тяжело вздохнул, поднял руки…

– Меня звали? – послышался вдруг мощный низкий голос.

И из-за скального уступа показалась высокая фигура в черном.

– Хорас! – вскрикнул Овечкин. – Ты все-таки пришел!

Он обрадовался демону, как не обрадовался бы и родному брату. А тот в несколько прыжков спустился к самой кромке воды.

– Что-то случилось?

Хораса было не узнать. Лицо его светилось, глаза сияли, и весь облик его, темный и грозный, был прекрасен сейчас настолько, что внушал невольный ужас. Может быть, потому, что он все-таки был голодным духом, а может, потому, что для красоты тоже существует предел, за которым она становится страшной?.. Как бы там ни было, но, глядя на него, Овечкин усомнился в том, что кто-то из здешних обитателей осмелится когда-нибудь напасть на Хораса. И в данный момент был рад этому беспредельно.

– У нас украли Фирузу, – сбивчиво начал он, – только что, из лодки… мы как раз собирались выйти…

– И что? – нетерпеливо спросил Хорас.

– Помоги нам найти ее!

– Зачем?

Услышав это «зачем», Овечкин онемел. Он растерялся было, поставленный перед необходимостью объяснять такую простую вещь, как вдруг вспомнил слова Хораса – «до других мне нет дела»…

– И за этим ты меня звал? – удивленно сказал демон. – Ну, знаешь!

Он повернулся, собираясь уходить.

– Хорас, – без всякой надежды сказал ему в спину Овечкин. – Постой. Подожди… Ты ведь можешь узнать хотя бы, жива ли она еще…

Хорас внезапно застыл на ходу, как будто тоже что-то вспомнил. Потом медленно повернулся к Михаилу Анатольевичу.

– И что ты будешь делать, если она жива?

– Мы попробуем спасти ее…

– Вот как. Ты опять собираешься жертвовать собой? Ведь это самоубийство, смертный, разве ты этого не понимаешь?

– Я не хочу этого понимать! – с отчаянием выкрикнул Овечкин. – Я не хочу умирать, в отличие от тебя, Хорас, но я не стану об этом думать! Как ты не понимаешь?

Он стоял перед могущественным обитателем страшного мира – маленький, безобидный, совершенно не похожий ни на воина, ни на героя человек, и его трясло от обиды и сознания собственного бессилия. А демон не отрываясь смотрел ему в лицо черными, как ночь, глазами, излучавшими звездное сияние, и как будто не находил его ни смешным, ни нелепым.

– Я говорил тебе, что мне хотелось бы понять…

– Так попробуй, – не слыша собственного голоса, онемевшими губами выговорил Овечкин. – Может быть, другого случая тебе не представится!..

И Хорас после небольшой паузы вдруг кивнул.

– Хорошо.

Овечкин не поверил своим ушам. Но Хорас поманил рукою, и лодка сама собой двинулась к нему и остановилась возле прибрежных камней.

– Вылезайте, – сказал демон.

Лицо его вновь озарилось весельем, и пока трое путников торопливо выбирались из лодки, Хорас окинул взглядом близлежащие скалы и выбрал один из пещерных входов, на первый взгляд ничем не отличавшийся от других.

– Туда!

Он легко побежал вверх по скалам, и первым следом за ним юркой ящерицей понесся Пэк. Михаил Анатольевич, мгновенно забыв обо всех препирательствах и думая только о несчастной девушке, принялся карабкаться с уступа на уступ. Сердце его отчего-то сразу преисполнилось надежды. Призрачный охотник окинул напоследок суровым взглядом пустынный берег и окрестности, покачал головой и двинулся за ним, замыкая процессию.

У входа в пещеру они ненадолго задержались. Михаил Анатольевич с недоумением поглядел на узкий проход, в который протиснуться мог разве только Пэк, но никак не все остальные. Однако для Хораса, как оказалось, это не составляло проблемы, и Овечкин приобрел новый головокружительный опыт…

Демон взмахнул плащом, осенив на мгновенье своих спутников, и исчез. Вернее, на месте его вдруг появилось крохотное крылатое существо, похожее на летучую мышь, и существо это беспрепятственно влетело в пещеру. А затем то же самое произошло с саламандрой, и Михаил Анатольевич, испытав на миг какие-то странные ощущения, которых даже не успел осмыслить, вдруг обнаружил, что сам взмахивает крыльями и летит следом за Пэком и что узкий проход разросся для него чуть ли не до размеров самого подземного мира. Дыхание перехватило, мысли разбежались, но освоился он тем не менее на удивление быстро. Несколько минут он даже упивался совершенно новым, восхитительным переживанием полета, пока не вспомнил, куда и зачем они летят. После этого ему стало безразлично, в каком облике он ныне пребывает и каким способом передвигается.

В пещере было совершенно темно, но Михаил Анатольевич ориентировался прекрасно. Он не видел ни своих спутников, ни стен, ни свода, ноощущал их безошибочно и ни на секунду не затруднился бы отличить в этом мраке живое существо от мертвого камня. Откуда-то из глубины его нового тела постоянно расходились волны, отражавшиеся от каждого предмета и возвращавшиеся к нему, обогатившись информацией об окружающем мире. Окружающий мир тоже непрерывно пульсировал, и у каждого предмета был свой ритм пульсации и определенная интенсивность. Отчего-то Овечкина нисколько не удивляло, когда это он успел научиться отличать один вид пульсации от другого. Его теперешнее восприятие мира казалось ему совершенно естественным. И чем дольше длился полет в тесном, прихотливо изгибающемся каменном тоннеле, тем меньше он чувствовал себя человеком, постепенно сливаясь психически с тем существом, которым сейчас был. Пещера незаметно становилась для него родным домом, дарующим защиту, тепло и даже пищу – в ней кишмя кишели совсем уж мелкие твари, которые, заслышав полет четырех хищников, в панике распластывались по стенам и забивались в самые микроскопические щели. Овечкин сглотнул слюну, вернее, произвел то рефлекторное движение, которое было свойственно его новому телу, – не до охоты сейчас… Тут же он и спохватился. О чем это он думает?! Угасающее человеческое сознание забило тревогу, и Овечкин испуганно закричал: