Нечаев - Феликс Лурье

Как же удивился Достоевский, услышав от Сниткина рассказ об увлечениях слушателей академии все тем же фурьеризмом; какие параллели с петрашевцами выстроились в голове писателя, когда появились сообщения о «Народной расправе», составившейся из спешневских пятерок. Фурьеризм перевоплотился в нечаевщину… Вот оно, нереализованное развитие кружков петрашевцев со всеми светлыми идеями, светлыми ли…

Знакомство слабообразованных молодых людей с социалистическими учениями уводило их в мир несбыточных грез, увлекало утопиями, многим тогда представлявшимися вполне реальными. Казалось, что эти учения, воплощенные в жизнь, помогут народу вырваться из рабства и нищеты. Понимание несбыточности соблазнительных философских построений у одних наступает постепенно, с приобретением знаний и жизненным опытом, другие, соприкоснувшись с реальной жизнью, при попытке ее переделать терпят поражение и, обжегшись, мгновенно трезвеют, часто делаются лютыми врагами тех идей, которые до того яростно пропагандировали. Но существует и третья категория поклонников утопий — увы, невзирая ни на какие уговоры, увещевания и строго аргументированные возражения, с завидным упорством продолжают они попытки построения того, что никогда, нигде и никем не может быть реализовано.

Из Иркутска Кузнецова и Николаева отправили на Кару.[523] До 1878 года Алексей Кириллович находился в «вольной команде» при Мужской Карийской тюрьме, затем ему разрешили переехать в Нерчинск, а в 1889 году — в Читу. В Нерчинске и Чите Кузнецов участвовал в геологических экспедициях, создавал музеи, составлял гербарии, занимался организацией сельскохозяйственных выставок и Забайкальского отделения Русского географического общества.

Бывший народоволец М. М. Чернавский записал рассказ Кузнецова о «Народной расправе» и ее вожде. В нем и негодование, и преклонение, и досада. «Нечаев беспримерною силою воли, страстной энергией, своим революционным фанатизмом покорил нас всех, можно сказать — гипнотизировал… он из нас просто веревки вил!»[524]

Знакомство с Нечаевым разрушило планы Кузнецова. Ему оставалось совсем немного до окончания Петровской академии. Он мечтал о кафедре, а пошел на каторгу. Ссыльные запомнили Алексея Кирилловича как самого старого по возрасту и самого молодого по духу из всей читинской колонии политических ссыльнопоселенцев. Он был общителен, отзывчив и неутомимо деятелен. Бывший нечаевец организовал театральный кружок, в котором взял на себя труд режиссера, гримера, администратора и актера. За зиму давалось до десяти спектаклей. Кузнецов — один из основателей «Общества попечения о начальном образовании». Одновременно с ссыльнопоселенцами из бывших народников старейший нечаевец в 1904 году вступил в партию социалистов-революционеров. После опубликования Манифеста 17 октября 1905 года он принял участие в противоправительственных выступлениях: председательствовал на митингах, произносил речи, редактировал резолюции. На подавление беспорядков в Забайкалье двинулись две карательные экспедиции, 21 января 1906 года в Читу прибыл поезд генерала П. К. Ренненкампфа, началась расправа. Одним из первых в руках карателей оказался Алексей Кириллович.

«Поселившись на далекой окраине, — писал присяжный поверенный, будущий министр юстиции Временного правительства П. Н. Переверзев, — лишенный всех прав, после долгих лет каторги, А. К. (Кузнецов) не заперся в свою скорлупу и не ограничил своей жизни интересами близких и родных ему лиц. Огромный темперамент общественного деятеля, ясный и глубокий ум и кристальная чистота прекрасной души сделали его, может быть, вначале и помимо его воли, одной из важнейших фигур Забайкалья. Занимаясь изучением края, А. К., между прочим, собрал большой интереснейший материал о жизни и деятельности в Забайкалье лекабристов и составил заметки старожила за 35 лет своего пребывания в крае. К сожалению, эти ценные материалы попали в руки ренненкампфовских офицеров и навеки исчезли для культурного мира».[525] В 1905 году Кузнецов подал в Комитет министров записку о нуждах земледелия в Забайкалье и злоупотреблениях чиновников, чем нажил себе смертельных врагов. Ренненкампфу донесли, что Кузнецов — один из организаторов беспорядков, и скорый военно-полевой суд приговорил нечаевца к смертной казни через повешение. Благодаря ходатайству Русского географического общества казнь заменили бессрочной каторгой. Каторгу Кузнецов отбывал в Акатуе, летом 1908 года его отправили на поселение в Якутскую область, лишь в конце августа 1913 года он возвратился в Читу. Предпоследний нечаевец, А. К. Кузнецов скончался в Москве 12 ноября 1928 года.

Из всех участников «Народной расправы» судьба Петра Гавриловича Успенского оказалась самой трагичной. После обыска Слезкин обнаружил, что Успенский — одна из центральных фигур случайно раскрытой им подпольной организации. Уже 15 января 1870 года он оказался в Трубецком бастионе Петропавловской крепости.[526] Гражданская казнь состоялась 21 декабря 1871 года. «Как сейчас вижу перед собой, — вспоминал народник И. Е. Деникер, — и массы народа, и приближение колесницы с тремя столбами и привязанными к ним, спинами к лошадям, «государственными преступниками», и тот момент, когда поп подавал целовать крест, к которому Успенский и Кузнецов приложились, а Прыжов махнул на него рукою и, подобравши цепи, взошел первый на эшафот. С полчаса стояли они у столба и все глядели по направлению восходящего солнца, которое наконец выглянуло из-за сереньких облаков и осветило печальную картину. Когда трех мучеников свели с эшафота и посадили в карету, толпа молодежи бросилась пожимать им руки и затем бежала за каретой, все кланяясь и махая шапками, пока, наконец, не были оттиснуты крупами жандармских лошадей от кареты».[527] Молодежь пришла на Конную площадь прощаться с жертвами обмана, а не поклониться убийцам, их жалели, после вынесения приговора к ним относились как к мученикам.

Через три недели, 10 января 1872 года, Успенский с этапом вышел в Оренбург, откуда 8 июля 1872 года[528] был отправлен дальше, 19 июля за ним проследовала А. И. Успенская,[529] 31 июля Петр Гаврилович прибыл в Тобольск и 22 августа — в Иркутск,[530] оттуда попал в Александровский завод Нерчинских рудников, а Александра Ивановна 23 сентября добралась до Иркутска.[531] Успенская ехала за мужем с разрешения Министерства внутренних дел, ей было позволено проживать в Восточной Сибири и там «практиковать акушерство». В Александровском заводе местные власти отказали ей во встрече с мужем.[532]