Защитник - Конн Иггульден

и так. Но он не мог допустить, чтобы спартанец решал все единолично, тем более когда новый день обещал мир без врагов для Греции.

– Если бы ты, регент Павсаний, выступил до того, как Афины сгорели во второй раз, мы бы не оказались в отчаянном положении, без крова над головой. Однако я свидетельствую сегодня величие Спарты. Надеюсь, ты восславишь и моих людей.

– Прости, я не видел, как ты сражался, – сказал Павсаний и, глядя на стоящего перед ним окровавленного, измученного афинянина, добавил, тщательно подбирая слова: – Хотя не сомневаюсь в твоей доблести.

Он мог бы оставить все как есть, но какой-то импульс заставил его продолжить, прежде чем Аристид успел ответить:

– Я просил тебя не внушать моим илотам, что они могут сражаться. Мне сказали, что они стояли против боевого строя персов. Погибли тысячи. Утром у меня будут для тебя точные данные, но в любом случае цена оказалась высокой.

Аристид понимал, что время и место для примирения сейчас не самые подходящие. Ему вспомнилось старое правило, согласно которому мужчины не должны обсуждать битву, пока не поспят, не поедят – и еще раз не поспят. Сразу же после сражения кровь еще не успела остыть, страсти кипели, и люди судили слишком опрометчиво даже союзников. Он низко поклонился спартанскому регенту, а заодно и Тисамену. Прорицатель поклонился в ответ, тогда как Павсаний только натянуто кивнул.

– Мы одержали великую победу, – сказал Аристид. – Я ухожу.

– Вам нужно восстановить город, – заметил Тисамен.

– Да, – улыбнулся Аристид. – Так и есть. И мы сделаем его еще более прекрасным, чем он был.

С этим обещанием он покинул собрание, отправившись на поиски своих людей. Было уже темно, и на земле расположились на ночлег, шевелились и ворчали победители. Шансов уснуть было немного – по всей равнине слышались скрипы, шорохи, невнятные голоса.

К своим Аристид подошел ровно в тот момент, когда кто-то, держа в руках мех с вином, хвастался перед друзьями:

– Я весь день хранил его в надежном месте, чтобы выпить вечером за победу…

– Можно мне? – спросил Аристид.

Мужчина резко обернулся с готовой колкостью, но, увидев и узнав Аристида, без колебаний передал мех:

– Конечно, куриос.

Аристид поблагодарил соотечественника. Позаботиться о размещении гоплитов должны были командиры. Им же надлежало отправить посыльных к Фемистоклу – сообщить, что Греция спасена.

Медленно, чувствуя боль в каждом суставе, Аристид карабкался по склону горы, пока не нашел место, показавшееся ему тихим и уединенным. Он сел на покрытый мхом каменистый выступ и выпил вина. Кислятина, но помогла согреться. Аристид подумал, что просидит так до восхода солнца. Он не ожидал увидеть еще один рассвет. Скала сохранила немного солнечного тепла, и он прислонился к ней спиной. И, сам того не заметив, уснул, обняв, как ребенка, мех с вином.

Глава 30

Ксантипп вернулся домой. Весть о победе при Платеях распространялась по Эгейскому морю – от острова к острову, от лодки к лодке, – пока не достигла флота. Он собрал капитанов на палубе и выпил с ними остатки хорошего вина. Они представляли своего рода братство, выкованное в сражениях на суше и на море. Перикл слышал, как его отец и Эпикл говорили потом об этом с каким-то пьяным изумлением. Даже без учета кораблей Пелопоннеса эти капитаны представляли тридцать государств и городов во главе с Афинами. До войны они все существовали сами по себе. В ту ночь некоторые впервые осознали себя как единый народ.

Завидев вдалеке афинский порт, Ксантипп прошел на нос и обхватил рукой килевую балку. Перикл заметил, что лицо отца под опущенными бровями было мрачным. Гребцы работали отлично и мастерски поднимали и опускали весла в идеальном согласии.

В порту Пирея уже собирались встречающие. Узнав о возвращении флота, люди стекались из города приветствовать героев. Многие несли ветки красного амаранта и махали руками с зеленых холмов, когда корабли проплывали мимо, а затем с надеждой и радостью спешили в порт – обнять мужей, братьев, сыновей. День был теплый, небо ясное. Гоплиты махали в ответ, не в силах сдержаться при виде земляков, наконец-то освободившихся от страха. Тень персидского нашествия висела над ними многие годы. Афиняне не забывали об угрозе ни на день. Они видели, как их флот отступал в первых битвах, как дважды горел священный город, как бежали, бросая дома, женщины и дети. Они лишились всего, и теперь им предстояло отстроить жизнь заново.

Корабли вошли в порт, команды начали сходить на берег. Ксантипп стоял на палубе как вкопанный. В Пирее было с десяток массивных каменных причалов, и его триере не пришлось ждать. Толпа возликовала, увидев своего героя, и принялась выкрикивать его имя. Принесли даже дощатый мостик, но Ксантипп его словно не заметил. Перикл видел, как отец спрыгнул на причал и на мгновение застыл, сохраняя равновесие, когда мир качнулся вместе с ним. Он опустился на колени и поцеловал землю, поглаживая ее, как собаку, чье надгробие осталось на побережье Саламина.

Люди выходили из толпы, чтобы дотронуться до него, обнять человека, который спас их при Саламине, а затем принял бой с персами. За те месяцы, что Ксантипп отсутствовал, до афинян дошли слухи о его подвигах, о разгроме персов на их берегу. Люди жили в городе, который дважды горел и в котором после дождя пахло пеплом. Мало кто не молился за Ксантиппа и не благословлял его имя. Но он отвернулся от них, радостно хлопавших его по спине.

Какая-то женщина попыталась прижать его ладонь к своей щеке, и он вырвал руку, отчего она споткнулась. Шедший рядом с ним Эпикл свистнул, подзывая гоплитов. Они окружили архонта, дав ему возможность отдышаться. Тот год был назван в честь Ксантиппа, но это не означало, что он принадлежал толпе.

Перикл собрал щит и доспехи брата в мешок и взвалил на плечо. Ноша была тяжелой, и юноше вовсе не хотелось тащиться с ней через весь город домой. Но он знал, что сделает все как надо. Перикл видел, что отец всматривается в лица, ища среди них Агаристу, но ее не было. Они оба знали, что ей сообщили. Несколько недель назад наварх в качестве любезности отправил в Афины корабль с последними новостями. Перикл не понимал, что означает ее отсутствие.

Он потянулся за окруженным гоплитами отцом. После долгого пребывания на молчаливом корабле, где шумели только волны за бортом, было непривычно и даже немного страшно снова оказаться среди людей, которые не воспринимали приказы и дисциплину. Они продолжали напирать, и Перикл опасался, что