Хищник. В 2 томах. Том 1. Воин без имени - Гэри Дженнингс

Более того, я тоже закричал. Знаете почему? Да просто от осознания того, что я как женщина доставил этому человеку такое наслаждение — мое тело соперничало в этом с его телом. Я почувствовал, как нечто неописуемое собралось, напряглось и взорвалось внутри меня, и мое тело забилось так, словно я испытывал муки от приступа падучей болезни, и поэтому я тоже издал продолжительный громкий крик. Я не столь долго был лишен сексуального наслаждения, как Гудинанд, но со мной это произошло впервые с тех пор, как мы в последний раз были с Дейдамией.

Прошло довольно много времени, мы так и лежали, тесно прижавшись друг к другу и не шевелясь — на самом деле чуть ли не склеенные вместе нашими выделениями, — постепенно тела наши перестала сотрясать дрожь и дыхание успокоилось. Наконец Гудинанд смущенно прошептал мне на ухо:

— Так это происходит таким образом?

— Ну… — сказал я с коротким смешком, — это один из способов. Однако бывает еще лучше, Гудинанд. Сегодня все случилось с тобой впервые, и ты, так сказать, слишком сильно хотел. Теперь твоему телу понадобится небольшой отдых, прежде чем все повторится снова. Обещаю, что в следующий раз будет еще лучше. А пока давай просто поиграем друг с другом… вот… позволь мне показать как. И ты делай со мной примерно то же, что и я с тобой.

Итак, я показал ему все способы совместного сексуального возбуждения, которым мы с Дейдамией научили друг друга, — многочисленные вариации и нюансы, что мы изобрели. Хотя на этот раз мы поменялись ролями: я был, образно говоря, сестрой Дейдамией, а Гудинанд братом Торном. Что касается меня, то все было довольно весело — просто потому, что это оказалось моим первым опытом в качестве настоящей женщины, но я полагаю, что кажущаяся способность Гудинанда и меня самого меняться ролями в этом калейдоскопе — по крайней мере, в моем воображении — придавала дополнительную остроту моему наслаждению.

После того как мы попробовали все, кроме обычного совокупления мужчины и женщины, я отодвинулся от Гудинанда на длину рук и сказал:

— Твой фонтан кажется неистощимым. Но давай оставим немного, чтобы я смогла показать тебе и другой способ. Эти разнообразные соединения приятны, я знаю, но…

— Приятны?.. — выдохнул он. — Это слишком слабое слово… потому что они…

— Однако это всего лишь разновидности. Что касается того, о чем говорил тебе Торн — и мне тоже, — твоя падучая болезнь может быть излечена после того, как ты пройдешь посвящение… Я так понимаю, что это означает твое посвящение в то, что христианские мужья и жены, а также священники рассматривают как единственно нормальный, общепринятый, пристойный и дозволенный способ половых сношений. Если именно этот традиционный способ необходим, чтобы избавить тебя от недуга, мы и в самом деле должны попробовать его хотя бы раз.

— Да, Юхиза. И как мы это сделаем?

— Смотри сюда, — велел я. — Вот это место у меня, где только что находился твой палец. Когда в следующий раз твой fascinum поднимется и станет твердым, ты введешь его сюда, но медленно, нежно, поглубже. И затем… ну… акх, Гудинанд, конечно же, ты видел, как собаки на улице и животные в деревне делают это!

— Конечно, конечно. Тогда… дай мне посмотреть… ты встанешь на колени и локти, когда я…

— Ne, ni allis! — поспешно произнес я, довольно сердито, потому что именно в этой позе мной пользовался брат Петр. Мы же не уличные собаки! Акх, со временем, без сомнения, когда мы ляжем вместе в следующий раз, мы попробуем и этот способ тоже. Но теперь я покажу тебе, как благочестивые мужчины и женщины занимаются этим, как только ты снова будешь готов.

— Это будет очень скоро, — сказал Гудинанд, блаженно улыбаясь. — Только при одной мысли об этом… смотри… я уже возбудился и… акх, Юхиза!

Он издал это восклицание, потому что я одной рукой обнял его и перевернул так, чтобы Гудинанд оказался сверху моего распростертого на спине тела, одновременно другой рукой направляя его податливое, но становившееся все тверже орудие.

— Liufs Guth! — воскликнул он, когда fascinum скользнул внутрь, быстро став от этого твердым.

Я, подобно ему, издал несколько страстных восклицаний, не помню, каких именно, если они, конечно, вообще были связными словами. Я ощутил подлинное наслаждение, когда Гудинанд оказался внутри меня. Не могу сказать, почувствовал ли я такое потрясающее наслаждение потому, что испытывал любовь к Гудинанду и желал его, или просто потому, что теперь я знал, что делал, и хотел этого.

А еще именно в этом положении: мужчина поверх женщины, — положении столь же новом для меня, как и для Гудинанда, — я получил два дополнительных стимула для наслаждения. Хотя Гудинанд старался не слишком давить на меня тяжестью своего тела, его грудь время от времени соблазнительно терлась о мои вставшие от желания соски. И еще я мог ощутить то, чего никогда не происходило, когда я был с братом Петром в позиции уличных собак, на которой тот всегда настаивал: как тяжелая мужская мошонка Гудинанда соблазняюще ударяла о нежную уздечку под моим отверстием. Приятней всего было то, что Гудинанд, лежа на мне сверху, при каждом ударе терся о повязку, под которой находился мой собственный, время от времени становившийся мужским орган. На этот раз он не стал мужским членом — остался слабым и безвольным; но он сделался нежным и чувствительным даже в большей степени. Когда эти дополнительные наслаждения добавились к тем, которые я уже испытывал, я почувствовал, что нахожусь на грани безумия, почти лишаюсь от блаженства чувств.

Однако я не потерял сознания. Я ощутил знакомое, но на этот раз неизмеримо более сильное напряжение внутри своего тела — не только в половых органах, но во всем теле, — а затем испытал восхитительно острое наслаждение, похожее на головокружение от опьянения. Внутренние ножны моей женской впадины самопроизвольно начали содрогаться, словно поглощая и втягивая в себя fascinum: так Дейдамиа обычно обхватывала мой мужской орган. Мои бедра широко раскинулись по обе стороны от Гудинанда и тоже стали содрогаться, что было внове для меня, они трепетали и подрагивали в непроизвольных конвульсиях. Все это продолжалось, и когда экстаз достиг наивысшей точки, последовал настоящий взрыв — бурное и такое блаженное освобождение, какого я никогда не испытывал раньше во время полового акта.

То же самое, похоже, происходило и с Гудинандом, однако я был слишком занят собой и даже не почувствовал, как внутрь меня извергся его фонтан. В любом случае его взрыв и освобождение, несомненно, напоминали мои собственные, потому что оба мы издали такие долгие и громкие крики, стоны и восклицания, что нас могли услышать даже рыбаки в своих tomi далеко на озере.

Кончив, Гудинанд упал на меня, словно и в самом деле лишился чувств, но я не ощутил его тяжести. Я чувствовал себя легким как перышко, пребывая вне тела, в состоянии эйфории; я не удивился, услышав, что мурлычу подобно довольному коту. Но затем внезапно что-то все-таки удивило меня. Без всякой помощи со стороны Гудинанда — его орган стал мягким внутри меня, так что я даже не был уверен в том, что он все еще там, — я снова испытал внутреннее напряжение, взрыв и приятное освобождение. Более мягкое, не такое грандиозное, как предыдущее, но это все-таки произошло, очевидно, само по себе и, несомненно, было желанным.