Свидетелей не оставлять - Сергей Зверев

Реализация ОД «Порох» прошла без сучка без задоринки. Московский оперативник убедительно сыграл роль покупателя партии огнестрельного оружия. В момент передачи взяли и продавца, и группу прикрывающих бойцов. В результате обысков изъяли двенадцать противопехотных и пять противотанковых мин, три зенитно-ракетных комплекса «Игла», огнеметы последних модификаций, двенадцать автоматов Калашникова, не считая всякой мелочи, как то: ящик гранат, восемь пистолетов «ТТ» и пять «наганов». Взяли восьмерых, среди них оказался и прапорщик-интендант Курдыбин – приятель Снайпера, но это не могло интересовать оперативников, поскольку они не знали, кто такой Снайпер.

РУОП дело сделал. Обидно, что в суде деляги получат максимум три-четыре года, и то при самом суровом к ним отношении судей. Ничего не попишешь – такие расценки у российского правосудия. Почему-то никого не волнует, сколько людей можно было бы положить из этого оружия и сколько уже поубивали из таких же стволов, похищенных и проданных ранее. Если разобраться, то изъятие стволов – удар по мафии не ахти какой. По сравнению с тем, сколько оружия разошлось со складов, из «горячих точек», прибыло из-за рубежа, с Северного Кавказа, – эти стволы просто ерунда… И все же оперативники праздновали заслуженную победу. Они свое дело знают и еще раз продемонстрировали это.

Норгулин закусил водку колбасой.

– Хорошо пошла, – сказал полковник Емельянский, старший важняк из Москвы.

– Глядишь, еще пара бутылок – и синяки сойдут. – Норгулин, улыбаясь, посмотрел на него.

– Как же, сойдут – постарались ваши опричники!

Под глазом Емельянского синел здоровенный фонарь…

Сколько бы масштабные мероприятия ни проводили, но если в ходе одни сотрудники МВД не поколотят других – считай, что что-то не так. Реализация ОД «Порох» не выделялась из стандартного ряда. Емельянский, игравший роль покупателя, в процессе захвата был отделан бойцами СОБРа, хотя и предупреждали дуболомов, что этот человек из своих. Как до дела дошло – все позабыли. Инстинкт: хватай, клади на пол!.. Вот и болели теперь у Емельянского ребра, а без очков так и появляться на людях нельзя.

Застольная беседа, как в любой компании оперативников, имела два основных направления: ругань политиканов, которые довели страну до криминального обвала, и воспоминания о старых делах. Емельянский рассказывал историю с оружейным плутонием.

– Повязали мы одного грузина. Изъяли свинцовую капсулу с радиоактивным веществом. И еще пару ящиков самодельных гранат, убойная сила которых поболе, чем у серийных. Направили вещество на экспертизу. Получаем ответ: оружейный плутоний в количестве, близком для начинки ядерной бомбочки. Тысячные доли грамма при попадании в легкие вызывают скоротечный рак – смерть в течение месяца… Потом вояки и атомщики чухнули, чем дело пахнет, и дали задний ход – мол, обшибочка, плутоний вовсе не оружейный, а так, незнамо что, мелочь. Дело выеденного яйца не стоит. Нечего раздувать…

– А продавец раскололся, откуда взял? – спросил Норгулин.

– Как же, расколется он! Он пока таскал плутоний, лучевой болезнью заболел. Так и сдох, не расколовшись.

– А кому хотел продать? – осведомился Рудаков.

– Чеченам. Эта фиговина идеально подходит для террористических актов. Распылить над Москвой – и тьму народа как корова языком слизнет.

– Так и похерили дело? – удивился Рудаков.

– Ясный перец. Приехали к нам технари со счетчиками, померили, не фоним ли. Даже на обследование не положили. Не знаем, сколько рентген нахватали.

Очередную бутылку разлили для нового тоста – за светлое будущее.

– Ни секунды покоя. Напиться не дадут. – Норгулин недовольно посмотрел на звонивший телефон. В течение дня телефон имел привычку не замолкать ни на минуту. Звонили потерпевшие, свидетели, подчиненные, начальники, куча другого народа. Но хуже всего, что часто звонили просто по ошибке. «Але, это котельная?» «Колбасный цех?» «Ветеринарная лечебница? Мне, пожалуйста, кинолога Солидолова». «А это хто?..» Однажды вообще в газете появилось объявление: «Мужчины в возрасте до тридцати пяти лет, желающие поступить на работу в милицию, звоните по телефону…» – и вместо телефона отдела кадров дали норгулинский. Все мужчины в возрасте до тридцати пяти, желающие работать в милиции, звони ли ему.

…Павел снял трубку.

– На проводе.

– Это РУОП? – послышался приглушенный голос.

– Никого нет дома. Рабочий день давно кончился. Взгляните на часы.

– Мне немедленно нужен Норгулин. Это вы?

– Нет, это не я. – Потом собрал разбегающиеся мысли и твердо произнес: – Норгулин слушает.

– С вами говорит Котов.

– Кто?

– Кот.

– Так бы сразу и сказал. Что надо? Никак явку с повинной решил в клювике притаранить?

– Не совсем. Но есть разговор. Срочный.

– Прям сейчас? В десять часов?

– Вам это гораздо нужнее, чем мне.

Загадочный звонок… У Кота не было никаких оснований любить Норгулина. Несколько лет назад он упрятал Кота в тюрьму. Кот держал за правило не делиться с оперативниками информацией. Так зачем эта «стрелка»? Не решил ли он заманить в засаду и разделаться? Нет, такие мысли только спьяну могут влезть в голову. Чтобы вызвать начальника отдела на встречу и там грохнуть – такое только в американских боевиках показывают. Вообще уголовники предпочитали оперативников не трогать, тем более из такой организации, как РУОП. Каждая такая акция могла обойтись чересчур дорого.

– Приезжай к парку Победы. Через полчаса. Годится? – спросил Норгулин.

– Я буду. Синий «БМВ».

Норгулин повесил трубку.

– Други, мы на полчаса с Романом отлучимся. Вы тут без нас попируйте.

Москвичи не возражали.

Машину брать не стали. Пошли пешком. Площадь перед парком и сам он вечером служили местом отдыха и развлечений для самой разношерстной публики. Гремел магнитофон, целовались на скамейках парочки, принимая порой слишком откровенные позы, тринадцатилетние проститутки искали щедрых на деньги пылких южан, наркоманки готовы были отдаться за семь-десять долларов, которых должно было хватить на дозу. У двух машин кучковались быки, держащие барахолку около парка. Норгулин с удивлением узнал, что теперь они ходят под Гленом.

– Подайте на пропитание, – к Норгулину бросился вшивый нищий, разило от него тошнотворно. – Беженец из Аргуна.

– Ну и вали в свой Аргун, – отмахнулся Норгулин.

– Не дает, капиталист! – крикнул бич своей приятельнице, по сравнению с которой он был просто джентльмен.

– У, сука. – Бомжиха что-то собрала со своих волос и швырнула в Норгулина, но тот успел отскочить на достаточное расстояние…

Взирая на весь этот содом, Норгулин покачал головой:

– Эхма, где мой любимый огнемет? Ох, отдохнула бы душа, если бы дали с ним тут пройтись.