Соломон Кейн и другие герои - Роберт Ирвин Говард

скакуну, Кормак первым понесся вниз по склону, и за ним орущим потоком хлынули все пять сотен наездников.

В это самое мгновение с противоположного склона в долину ударил шквал черных стрел, такой плотный, что казалось — с вершины сорвалось облако; вслед ему полетел жуткий крик пиктов. Через восточный кряж, грохоча, словно громы Судного Дня, помчались боевые колесницы Брана. Взмыленные кони летели прямо вниз, кажется, еле поспевая задевать копытами землю, и хлещущий вереск не мог их задержать.

И в самой первой колеснице, низко пригнувшись и сверкая темными угольями глаз, несся Бран Мак Морн. А в остальных вопили, точно одержимые, и нахлестывали коней голые бритты.

Позади колесниц, стреляя на ходу и завывая по-волчьи, бежали пикты. Заросли вереска исторгали их волну за волной…

Вот такая картина складывалась из мгновенных обрывков, которые Кормак успевал рассмотреть, летя сумасшедшим галопом по склону. Ему навстречу уже разворачивалась римская конница. Гэльский князь, опередивший своих людей на три конских скачка, первым сшибся с врагами. Его щит отвел выставленное копье, и, поднявшись на стременах, он ударил сверху вниз, развалив неприятеля от плеча до грудины. Следующий римлянин метнул дротик и убил Домнейла, но в этот же миг Кормак протаранил его конем, грудь в грудь, и более легкая лошадь римлянина полетела кувырком, швырнув всадника прямо под несущиеся копыта.

А в следующий миг римские конники ощутили всю силу удара добротно разогнавшихся гэлов. Их строй был сломан, люди и лошади буквально разлетались, скатываясь вниз. Пронесшись над остатками конницы, вопящие демоны Кормака обрушились на тяжелую римскую пехоту, да так, что боевые порядки сдвинулись и смешались. Отчаянно работая топорами и мечами, гэлы глубоко врубились в неприятельские ряды. Здесь, исчерпав свой разгон, они постепенно увязли. Их постепенно находили брошенные дротики и мечи, бившие снизу. Храбрые гэлы оказались, по сути, окружены, а поскольку они намного уступали числом, то здесь им и настал бы конец — но в это время с другой стороны в ряды римлян врезались страшные бриттские колесницы.

Подлетев развернутым строем, они вступили в бой практически одновременно. В самый миг столкновения опытные возничие разом повернули коней и рванулись вдоль римского строя — крылатые лезвия, укрепленные на повозках, собирали кровавую жатву.

Ущерб, нанесенный римлянам, нельзя описать, казалось, в эти короткие мгновения пали вырезанными целые сотни. А бритты уже соскакивали с колесниц, завывая, точно дикие коты, почуявшие кровь, и, размахивая двуручными мечами, бросались на ощетинившихся копьями легионеров. Пикты стелились по земле, их стрелы били в упор. Когда же стрелы кончались, они бросались врукопашную. Близость победы превращала их в раненых тигров — они дрались, не замечая боли, и умирали стоя, и яростное рычание заменяло им последний стон.

Но битва была еще далеко не окончена. Потрясенные, утратившие строй, перебитые едва не наполовину, — римляне продолжали отбиваться с мужеством обреченных. Обложенные со всех сторон, они вставали спиной к спине и дрались за свою жизнь, и уже не было различия, кто тут стрелок, кто пращник, кто конник, кто пеший легионер. Хаос в долине воцарился полнейший, но победа еще не стала окончательной. Часть римского войска, успевшая втянуться в теснину, еще пыталась пробиться насквозь, еще бросалась на окровавленные секиры выживших северян, — а за плечами у них вовсю шла резня.

С одной стороны рубились отчаянные гэлы Кормака. С другой — раз за разом проносились колесницы, выкашивая, перемалывая врагов. И отступать римлянам стало совсем уже некуда — путь назад прочно загородили пикты. Они уже перерезали всех обозников и захватили повозки, а теперь расстреливали римлян с тыла. Длинные черные стрелы пронизывали кость и доспех, пригвождая людей друг к дружке…

Но не одни только римляне умирали в долине. Пикты попадали под меткие дротики, под разящие удары коротких римских мечей. Гэлов, прижатых к земле упавшими конями, рубили на мелкие части. А колесницы, чья упряжь оказывалась перебита, мгновенно омывались кровью возничих…

А в узком горле теснины все так же кипела яростная и неравная схватка. «Великие Боги! — всякий раз думалось Кормаку, когда в горячке боя он улучал мгновение глянуть в ту сторону. — Неужели они там еще держатся?..»

Они еще держались. Из каждых десяти северян остался хорошо если один, уцелевшие были изранены, но, едва стоя на ногах, они по-прежнему раз за разом отшвыривали легионеров прочь…

По всему полю гремело оружие и слышался рев множества глоток. В небесах уже кружились стервятники, налетевшие со стороны заката. Кормак все пытался пробиться к Марку Силию — и увидел, как под римлянином убили коня, но полководец поднялся на ноги. Он был один, его окружили со всех сторон. Трижды взвился его меч, и каждый удар унес жизнь, но потом нападавшие расступились, пропустив кого-то неописуемо жуткого с виду. Это был Бран Мак Морн — с головы до пяток в крови. На бегу отшвырнув сломанный меч, король пиктов рванул из ножен кинжал. Римлянин ударил, но Бран двигался слишком быстро. Нырнув под удар, он перехватил вооруженную руку врага, и его кинжал вспорол сверкающие доспехи Марка Силия — и еще раз, и еще…

Смерть полководца сопроводил неистовый рев. Закричал и Кормак. И, собрав к себе остатки своей конницы, дал шпоры коню, торопясь в другой конец долины.

Увы! Подскакав туда, он увидел, что опоздал. Яростные волки морей умерли так, как и жили, — лицами к врагу. Их мертвые руки еще сжимали сломанное, окровавленное оружие. Они лежали все в ряд, словно продолжая даже в смерти удерживать стену щитов. А перед ними, среди них и по сторонам целыми холмами громоздились тела врагов — пытавшихся, но так и не смогших прорубить эту стену. Северяне не отступили ни на единую пядь! И умерли все, до последнего человека, там, где стояли!

Теперь их мертвые тела можно было перешагнуть, но перешагивать стало некому. Римлян, не попавших под топоры викингов, скосили пиктские стрелы и мечи гэлов.

И все-таки даже здесь еще не все было завершено. Высоко на западной круче можно было наблюдать последний акт кровавой драмы. Группа галлов в римских доспехах наседала на одного-единственного человека — черноволосого гиганта в золотой короне, ярко сверкавшей на голове. Кормак понял — нашла коса на камень, железо встретилось с железом! Галлы были обречены, их товарищей почти всех уже перебили внизу, но прежде, чем самим умереть, галлы желали во что бы то ни стало забрать жизнь черноволосого вождя, возглавившего золотобородых волков Севера.

Они нападали на него с трех сторон, вынуждая медленно пятиться все выше по круче, и окровавленные