Комфлота Бахирев - Борис Царегородцев

Эсминец уже вышел на параллельный курс, когда последовала команда сделать залп. Но эсминец смог разрядить только второй и пятый торпедные аппараты, и четыре торпеды устремились в сторону «Гебена». Из первого аппарата нельзя было стрелять, так как не позволял срез полубака, надо было еще немного отвернуть от курса, чтобы стрелять без помех. Такая возможность появилась через несколько секунд, и еще две торпеды устремились в сторону вражеского корабля. Эсминец кроме торпед задействовал и свою артиллерию, хотя все понимали, что их снаряды ничего поделать с этой махиной не смогут, разве только краску поцарапать, да по невероятному везению снаряд куда-то может залететь. И он залетел. Один из снарядов попал точно в прорезь под прицел 150-мм орудия, влетев в каземат и взорвавшись там, вывел почти всю прислугу из строя. Но и немецкие комендоры не остаются в долгу, один 150-мм снаряд взрывается в котельном отделении, выводя котел из строя, еще пара снарядов, не разорвавшись, пронизывает эсминец насквозь. А вот 88-мм снаряды при попадании взрываются с постоянством, кромсая эсминец. «Гневный» уже почти развернулся на девяносто градусов, когда в машинное отделение влетел 150-мм снаряд. Правая турбина была уничтожена, вода из распоротой обшивки начала стремительно заполнять отсек. Но в это же время одна из четырех торпед попадает в борт «Гебена» примерно в пяти метрах позади кормовой башни. Как раз в то место корпуса, где проходил коридор внешнего гребного вала. Вот это было уже серьезно. Турбину пришлось остановить, так как вал был изрядно погнут и при работе создавал такую вибрацию, что была опасность разрушения самой турбины. Крен еще больше увеличился, но зато дифферент на нос уменьшился. Управлять кораблем из-за потери внешнего вала стало трудно. Через минуту раздался еще один взрыв. Это была торпеда из первого торпедного аппарата, которая попала в борт напротив носовой надстройки. Повреждения были не катастрофическими, но началось интенсивное поступление воды в котельное отделение. Два котла пришлось срочно затушить и стравить пар. Кроме того, был затоплен один артпогреб противоминной артиллерии и несколько бортовых коридоров. Но все это вкупе с затоплением двух носовых отсеков от подрыва на мине создавало большой крен на левый борт и увеличение осадки на нос почти на метр. Остальные три торпеды первого залпа растворились в ночи. А что было бы, попади они в «Гебен»? Возможно, никакое контрзатопление не помогло бы. И так из-за этих трех пробоин в левом борту линейного крейсера экипажу пришлось приложить большие усилия по контрзатоплению, чтобы уменьшить крен и не дать кораблю перевернуться. Но за все свои беды немцы отыгрались на «Гневном», который после многочисленных попаданий медленно погружался кормой в морскую пучину в нескольких кабельтовых от борта проходившего мимо крейсера.

После того как в ночи прогремел взвыв, замеченный с «Нерпы», старший лейтенант Марков также направил свою подлодку в ту сторону. Хотя это и не его район патрулирования, но у него было право выбора. Двигаться приходилось со всей осторожностью, помня, что тут не только попадаются плавающие мины, но впереди еще и минное заграждение, и надо точно попасть в проход в нем. Не прошло и получаса, как впереди, примерно в четырех милях, но немного правее от курса идущей подлодки, горизонт окрасили всполохи орудийных выстрелов, а потом донеслись взрывы снарядов. В ночи шел бой.

– Ваше выскблагородь, корабль пятнадцать право. Расстояние двадцать кабельтовых. Похоже, это наш эсминец. Его обстреливают, – поступил доклад от сигнальщика.

Макаров распознал силуэт своего эсминца, рядом с которым вздымались фонтаны воды, с эсминца тоже стреляли, были видны факелы огня, вырывающиеся из его орудий.

– Ваше выскблагородь, это, должно быть, германец его обстреливает. Это «Гебен» у берега, – вновь раздался голос сигнальщика.

Но Марков и сам распознал силуэт германского линейного крейсера после очередного залпа с него. Корабль крался вдоль берега по направлению к Босфору. И тут же у борта германского корабля сверкнула вспышка, в воздух поднялся огромный бесформенный фонтан воды. Вскоре донесся звук взрыва.

– Или германец налетел на мину, или в него попала торпеда.

– Эсминец горит! Он теряет ход.

– Да, похоже, перебит паропровод, – констатировал Марков, видя, как над эсминцем поднимается облако пара.

– С такого расстояния его сейчас разнесут в клочья.

И тут же в подтверждение его слов в эсминец один за другим попадают два снаряда. Эсминец окончательно остановился, имея большой пожар в районе средней надстройки, и было видно, что он оседает кормой в воду.

– Все, сейчас эсминцу конец. Его уже ничто не спасет, – высказал свое мнение мичман Григорьев.

Но тут у борта «Гебена» взметнулся еще один большой фонтан воды.

– «Гебен» еще одну торпеду получил с эсминца! Ох, и дорогой же ценой досталось нашим это попадание. Надо спасать людей, пока эсминец не затонул.

– Если мы начнем спасать людей, то «Гебен» уйдет. Мы за ними потом вернемся. Лево на борт двадцать, – тут же последовала команда. – Александр Николаевич, увеличить ход до восьми узлов. Постараемся перехватить «Гебен», пока он занят расстрелом эсминца. Я уверен, нас с германского корабля еще не видят.

Взяв новый курс, лодка увеличивала скорость, идя на пересечение с «Гебеном». По мере сокращения дистанции стало заметно, что линейный крейсер имеет крен на левый борт не менее пяти градусов и небольшой дифферент на нос. В средней части корабля что-то сильно дымило, но открытого огня не было видно. «Гебен» перестал обстреливать обреченный эсминец и теперь просто спешил проскочить в пролив, пока не подтянулись другие русские корабли. До выхода на ударную позицию Маркову оставалось несколько минут.

«Надо предупредить командующего о противнике, – пронеслось в голове командира подлодки. – Но если я еще пару минут буду оставаться в надводном положении, меня заметят, и корабль может изменить курс. Тогда моя атака сорвется. Но если я не предупрежу, и наши не узнают о «Гебене», и он сумеет вновь уйти?.. Мне этого не простят. Может, я зря переживаю, и эсминец успел донести о противнике, прежде чем погибнуть».

– Радиограмму командующему, – распорядился Марков. – Вижу «Гебен» в трех милях северо-западнее мыса Кильос, курсом на пролив.

Я находился на подходе к проливу, когда была перехвачена радиограмма с «Гневного» на «Екатерину». Узнав ее содержание, я тут же направил радиограмму с приказом Новицкому – выслать эсминцы навстречу «Гебену», а ему самому с «Екатериной» занять позицию в восьми милях северо-восточнее маяка Румели-Фенер и не пропустить немца в пролив даже ценой гибели своего корабля.

– Иван Семенович, курс на мыс Эльмос, попробуем там перехватить «Гебен», если он прорвется мимо Новицкого.

– Но там минные заграждения.

– А у нас другого выбора нет. Мы подойдем к самой кромке заграждения. Оттуда до входа в пролив семь миль. Если войдем в пространство между заграждениями, сократим дистанцию еще на две мили. Вот только пространства для маневра у нас с тобой не будет. Будем ходить по струнке. Но если «Гебен» надумает прорываться в пролив на рассвете, то мы попадем под раздачу сразу шести береговых батарей, да и ночью они будут нам досаждать, поддерживая прорыв линейного крейсера. От них попробуем противоминной артиллерией отбиться, сосредоточив главный калибр на «Гебене». Но будем надеяться, что мимо Новицкого он не проскочит без последствий для своей шкуры.